— «Амуш» посетил одиннадцать э-э… миров, — подтвердил Мерса. — Мы организовывали поисковые экспедиции.

— Как же ты успел написать статью?

— Обычные перемещения — рутина, — объяснил алхимик. — На борту у нас порядок, работы мало, вот и появилась возможность вернуться к науке.

— Ты неплохо вернулся.

— Спасибо.

В зал вошли двое полицейских, по всей видимости — завсегдатаи: столик для них накрыли заранее, а подскочивший метрдотель ласково зашелестел насчет «горяченьких закусок». Телохранители среагировали на открывшуюся дверь — повернулись, положив руки на рукоятки дремлющих в кобурах револьверов, но, увидев блюстителей порядка, расслабились.

— Астрологический флот — мелко для тебя, Мерса, — веско произнес магистр. — Не пора ли всерьез заняться серьезной наукой? Вместе с нами?

— Э-э… Вам нужен секретарь?

— На равных, Мерса, на равных. Нам нужен алхимик, которого раздражает слово «невозможно». И нам с Каронимо кажется, что это ты.

— Определенно ты, — подтвердил Бааламестре. — Чтоб меня пинком через колено!

Заманчиво? Нет, это не то слово, которым можно описать выпадающий раз в жизни шанс. Работать с таким гением, как Гатов, — мечта любого настоящего ученого. Павел ходит по самому краю изведанного и постоянно заглядывает за этот край. Ему интересно. И под его пытливым взором каменная стена, скрывающая от нас непознанное, превращается в занавес. Откинь его — и откроются удивительные горизонты. Павел откидывает. Павел впереди всех. Павел терпеть не может слово «невозможно»!

Ученый шептал: соглашайся! Но…

Но потом Энди вспомнил, как тушил пожар в третьем двигателе. Один тушил, потому что остальные были слишком заняты. Как стоял перед дверью, за которой бушевало пламя, мялся, не решаясь войти, а потом вдруг понял, что на него рассчитывают. Ощутил себя членом команды, стиснул зубы и распахнул дверь. И еще вспомнил, как счастлив был, справившись с пожаром. Как гордился собой. И тогда гордился, и сейчас.

— Предложение лестное, но я — офицер Астрологического флота, — тихо сказал Мерса. — И не считаю службу в нем чем-то мелким.

— Кто мешает тебе выйти в отставку? — удивился Каронимо.

— Присяга.

— Которую ты дал Флоту?

— Нет, я принес ее своим товарищам, — повторил алхимик слова адмирала дер Ваатерса. — Ребятам, с которыми хожу на край света.

Их было четверо. Плюс шофер фургона. Плюс двое вверх по улице и двое вниз — тактическое прикрытие, плюс разведчик — получалось десять человек, но внутрь пойдут только они, а значит, их четверо. Всего четверо, но поскольку каждый стоит четверых, их шестнадцать.

Эту шутку главный выучил, будучи зеленым юнцом, услышал от наставника и теперь частенько повторял перед акциями. Правда, сам главный считал, что стоит шестерых, но из песни слов не выкинешь.

— Неприятности…

Последнее слово, что хочется услышать от разведчика, отправленного больше для проформы, в последний раз убедиться, что все идет по плану.

— Что случилось?

— Внутри двое полицейских, — уныло ответил разведчик. — Обедать притащились.

— Всего двое? — Главный растянул губы в презрительной усмешке. — И что?

— Но это же полицейские, — растерялся разведчик. — Если мы их кончим, местные озвереют.

— У меня приказ директора-распорядителя, а это важнее каких-то фараонов, — пожал плечами главный. И уверенно кивнул помощникам: — Приступаем.

— Признаться, я удивлен, — протянул удивленный магистр.

— Э-э… я тоже, — не стал скрывать Мерса. И принялся яростно протирать очки. — Я собирался дать другой ответ.

— Почему же не дал?

— Язык не повернулся. — Энди водрузил очки на место и в упор посмотрел на магистра. — Извини.

Привычное «э-э…» отсутствовало.

— Забавно, — натянуто рассмеялся Гатов. — Изменить решение не хочешь?

— Не уверен, что получится.

— Подумай вот над чем: ты сможешь оказаться в клубе Заводных Игрушек.

— Что? — вытаращился алхимик. — Он же выдуман!

— Павел, — покачал головой Каронимо. — Зачем?

Но слово сказано, и слово серьезное. И взгляд магистра подтвердил ошарашенному Мерсе: нет, не выдуман — Клуб реален.

— Я известен. Не скажу, что я к этому стремился, так получилось. Обо мне знают, меня считают гением, но я не единственный, кто тянет науку Герметикона вперед, кто заглядывает за грань и восторженно бросается на новые загадки. Я не один, Энди, я просто известен.

— Ты — член клуба Заводных Игрушек? — Алхимик до сих пор не мог поверить в происходящее.

— Помпилио думал, что обхитрил меня, устроив ту нелепую драку, но в действительности он мне подыграл: я хотел познакомиться с тобой. Я хотел позвать тебя. Я вижу в тебе потенциал.

Чем дальше, тем удивительнее. И отказаться становится все сложнее и сложнее.

«Ну ладно, ты не остался на Каате, не захотел превращаться в такое же сытое, самодовольное и скучное существо. Но чем ты недоволен сейчас? Почему хочешь отказаться от предложения, за которое еще два года назад откусил бы себе руку? Чем тебе не угодил Гатов?»

«Он опоздал. Я нашел свою семью!»

— Что скажешь?

— Ложись! — рявкнул побледневший Бааламестре.

Каронимо сидел лицом ко входу, а потому среагировал на происходящее раньше друзей. И даже раньше телохранителей, которые «включились» секундой позже…

— Ложись!

Бааламестре толкнул Павла, а через мгновение царящую в харчевне тишину вздыбил первый выстрел.

Вошедшие мужчины — дешевые костюмы, шляпы, широкие плечи и мощные подбородки, — открыли огонь без предупреждения. Мужчин было четверо. Тех, кто теоретически мог сопротивляться, — шестеро, но обладатели дешевых костюмов оказались проворнее. Грохот револьверных выстрелов или пистолетных — Мерса не был силен в таких вопросах, — короткие вскрики, облака порохового дыма, вонь порохового дыма, громкая ругань…

Внезапность нападения и решительность мужчин, действующих предельно сосредоточенно и эффективно, выбили алхимика из седла. В отличие от Бааламестре, который продемонстрировал готовность биться до конца.

Отправив Гатова под стол, Каронимо бесстрашно бросился к ближайшему противнику, подставляя грудь под вражеские пули, и попытался затеять рукопашную. Но безуспешно. Выпад Бааламестре был хладнокровно встречен прямым левым в голову, а следом, пока Каронимо не опомнился, тяжелая пистолетная рукоятка врезалась ему в висок, отправив ученого в нокаут.

— Козлы!!

Гатов понял, что Бааламестре пытался его прикрыть. Понял, но не принял. Гатов разозлился, вынырнул из-под стола и бросился вперед — маленький, злой, резкий. Гатов прекрасно понимал, что с четверкой ему не совладать, надеялся влепить кому-нибудь из них по физиономии — исключительно для самоуважения, — но не успел. Главный профессионально взял магистра на апперкот, а один из помощников бережно подхватил обмякшего Павла под мышки.