Та же аляповатая манера, что и на картинах с кладбищенскими сюжетами. Только здесь ужасы сменились патриотическими и религиозными мотивами. Продуктивность его была поистине поразительной. Он работал, так сказать, поточным методом. Одновременно запускал в дело несколько картин и придерживался строгой системы. Сначала на всех появлялось голубое небо, потом зеленые деревья, затем мазки красных, как свежее мясо, красок, и так далее.

Ловкость и напористость, с какой он сбывал свои работы, были достойны подражания. Бранд неутомимо осаждал священников и советы приходских церквей, предлагая украсить их помещения и молитвенные дома. И, надо сказать, ему везло: он даже получил заказ на роспись алтаря в маленькой деревенской церквушке близ Свенборга. Трудно было устоять перед его даром увещевания. К тому же он был «обращенный». Как тут не поддержать верующего художника, не отдать предпочтения перед неверующими.

С не меньшей прытью осаждал он редакции журналов и газет, выполняя любые заказы. Он как-то сразу раскусил секрет популярности. Бранд не гнушался иллюстрировать пошлые новеллы в еженедельниках, далее в изданиях самого низкого пошиба.

А к рождеству на обложках журналов и альманахов появились его ангелы, елочки, избушки, засыпанные снегом.

Верующий не обязательно должен выглядеть скорбящим, — заявил он в интервью небольшой провинциальной газетке «Почтовый голубь». — Христианство дарует радость, спокойствие. Благодаря «Оксфордскому учению» я познал христианство радостное, здоровое. «Улыбайся!» — вот его девиз. Человек с чистой совестью всегда весел.

Казалось, совесть Бранда абсолютно чиста. Он научился улыбаться, выставляя напоказ передние зубы, точь-в-точь как его учитель мистер Бакмен. Должно быть, это оказалось не труднее, чем откусывать горлышки у бутылок. И он убедил всех, что для веселия и довольства вовсе не обязательно прибегать к алкоголю.

Теперь вместо спиртных напитков он в большом количестве поглощал молоко или взбитые сливки. В нем вдруг проснулся необузданный гурман. Нужно было видеть, как он набрасывался на жирные соусы. Шоколад жевал целый день, только и говорил, что о еде. На его натюрмортах красовались бифштексы, оковалки говядины в натуральную величину и яичницы-глазуньи. Трезвенность его была столь же отталкивающа, как и пьянство.

Бранд очутился в центре общественной жизни и Свенборга, и Оденсе. Его принимали как желанного гостя в домах торговцев зерном, управляющих и служителей культа. Его речь в Уллерупе хорошо запомнилась и была оценена по заслугам. Еще бы: всем, чьи доходы перевалили за двадцать тысяч, очень пришлись по душе его разглагольствования о том, что каждый сверчок должен знать свой шесток и довольствоваться судьбой, уготованной свыше.

Зажиточные представители общества особенно высоко оценили слова Бранда о всеобщем равенстве перед богом, находя их зрелыми и разумными.

Итак, Бранд был человеком исключительно интересным для общения. Людям, привыкшим к однообразному и скучному узкому кругу, он казался приятной отдушиной. Все наперебой приглашали его в гости, нередко соперничая между собой.

— Посмотрите, он запивает цыпленка не красным вином, а только солодовым пивом, — удивлялись хозяева. — И при этом талантлив, одарен и остроумен. Он набожный и «обращенный» и в то же время такой весельчак и шутник. А самое главное — незаурядный художник. Его картины — истинное искусство. Судите хотя бы по тому, что на них изображено. Должно быть, так и впрямь выглядели Нильс Эббесен, бог Иисус, королева Дагмар и дева Мария.

Да, Бранд пользовался популярностью в кредитоспособных фюнских кругах. Он приобрел осанку. Стал импозантен. Худой, бледный художник превратился в дородного господина, а брызжущая здоровьем упитанность располагала солидных буржуа к доверию, обеспечивала ему новые заказы. Настали счастливые времена для столь неустроенного в недавнем прошлом Хакона Бранда.

Мне выдался случай повстречаться с ним в этот счастливый период его жизни. Случилось это в Копенгагене, куда Бранд ненадолго заглянул по «хозяйственно-закупочным» делам, как он выразился.

Мы случайно столкнулись у магазина красок. Увидев меня, Бранд отпрянул, должно быть, опасаясь, что я напомню о том странном разговоре, который он вел о Вольбеке и двух трупах. Но так как я не подал вида, что собираюсь вспоминать старое, он сразу повеселел и разговорился.

Ханой потолстел, был хорошо одет. У него появилась неприятная самодовольная манера говорить. Он участливо расспрашивал меня о том, как я живу, удается ли сводить концы с концами. С надменностью расспрашивал о наших общих знакомых и его прежних товарищах — живут все так же? Околачиваются в «Пивном дворе»? Сидят и ничего не заказывают, по-прежнему без гроша, ха-ха!

—      Да, взгляни, я купил автомобиль. Вот стоит у подъезда. Красивая штука, не правда ли? Человеку, так много разъезжающему, как я, без машины нельзя. Это почти необходимость. Почему бы тебе не обзавестись? Нет, ты обязательно должен купить себе машину. Приобретение машины вполне оправдывает себя. Правда, стоит она не очень дешево.

—      Ты, кажется, преуспеваешь?

—      Да, пишу много, иногда — по четыре картины в день. Делаю массу рисунков. Все хотят иметь их, меня буквально осаждают. Не хочется доставлять разочарование людям. Вот и приходится вставать ежедневно в шесть часов утра. Я тотчас же приступаю к гимнастике, глубоко дышу перед открытыми окнами. Вид из моих окон на Свенборгский залив прямо-таки божественный! Затем завтракаю, ем вдоволь и с аппетитом. Это необходимо, чтобы хорошо работать, быть в форме. Еда — высочайшее наслаждение. Лучше, чем девчонки и все такое прочее! Ты любишь поесть? Пью же я только солодовое пиво. Тебе тоже советую. Очень укрепляет. Кроме того, выпиваю пол-литра сливок каждое утро. Представить себе не можешь, как это освежает и стимулирует. Витамины, как ты сам понимаешь! В них все дело.

На минуточку он прервал разговор, чтобы сделать заказ продавцу.

—      Сколько холста в этом рулоне? Тридцать пять метров? Ага. Ну, хорошо, пришлите мне два рулона, нет, лучше три. Я ведь быстро работаю, ха-ха-ха!

Ему понадобились и краски и кисти. Оп закупил все в большом количестве, не интересуясь ценой.

—      Отошлите мне домой! Где я живу? Не знаете? Ах, вот как! Я живу в Свенборге, там-то меня знают. Достаточно написать только — Свенборг, Хакону Бранду. И все!

—      Не пойти ли нам вместе? — спросил он меня. — Я с удовольствием приглашу тебя в молочный бар. Там, правда, нет пива. Или, может, ты хочешь есть? — И он сделал рыцарский жест рукой, которому, по-видимому, научился у своих оденсовских меценатов.

Я отказался:

—      Спасибо, Бранд. Я тороплюсь. До свидания!

—      До свидания! Будь здоров и не унывай, — крикнул он мне весело. — Поступай, как я: наслаждайся пищей. Не представляешь, как это важно.