ей весть. К началу зимы вернутся торговые люди из Булгара, а после Шокыр-йола[57] купцы из Хольмгарда поедут на запад. Они и отвезут наши речи Сванхейд.

– Зимой! Они будут в Хольмгарде к весне. Мы дождемся ответа только к середине лета!

– Ну не через десять же лет. Разве у нас такое худое место, что нельзя прожить здесь годик?

– Того коня в корягу…

– Жма мою жизнь!

– Послушай, Анунд конунг! – Сделав глубокий вдох, Бер попытался унять гул в голове и собраться с мыслями. – Если я год буду сидеть у тебя в клети, как сорочок бобров, за который не дают цены, мои кровные враги уйдут на край света, в самый Ётунхейм.

– Что же я могу поделать?

– Я дам тебе клятву не покидать Мерямаа без твоего согласия. Не чинить никому здесь обид, кроме Игморовой братии. Но если мы упустим их, наш род будет обесчещен и лишится удачи.

– Хотел бы я помочь, но если я выпущу тебя за ворота, кугыжи меня живьем съедят.

Все помолчали; Бер боролся с собой, чтобы не наговорить лишнего. Положение его было дурно, но всегда есть, куда хуже.

– А если мы сумеем найти посланцев помимо булгарских купцов, ты не будешь мешать? – спросил он наконец.

– Где ты думаешь их найти?

– У меня есть кое-какие друзья на Мерянской реке. Я так думаю…

– Хельга и Эскиль! – сообразила Правена. – Вот вернется Хавстейн…

– Если он уехал в Видимирь, вернется не так уж скоро, – мрачно заметил Алдан.

– Но все же не зимой!

Они еще помолчали.

– Тогда я вижу один способ, – сказал Бер и посмотрел на Алдана. – Ехать в Хольмгард надо вам.

– Оставить тебя здесь одного?

Бер слегка развел руками: а что делать?

– Пока я сижу в клети, как самый большой и бесполезный бочонок, вы мне ничем не поможете.

– Нет, мы не можем тебя оставить! – Правена схватила его за руку. – Как мы покажемся на глаза Сванхейд без тебя? Да она умрет… если подумает, что ты…

– Что меня нет в живых. Вы можете пуститься в путь хоть завтра. Будете в Хольмгарде еще до конца лета. Тогда посольство оттуда сможет отправиться зимой, как ляжет снег.

– Но ты просидишь здесь полгода, не меньше!

Бер еще раз развел руками:

– Может, Вёлунд на крыльях обернулся бы скорее, но без того иначе и невозможно.

– Нет, я не хочу оставлять тебя!

– Мы должны быть с тобой, – поддержал Правену Алдан. – Мало ли что случится, а ты в такой дали от дома, без единого человека из своих… Этого нам Сванхейд не простит.

– Глядь, но кого тогда послать? – Бер ударил себя кулаком по колену.

– Давай дождемся хотя бы Хедина. А еще лучше – Эскиля. Может, они что-то присоветуют – нам или Анунду. Ну, я пойду. – Алдан встал. – Парни волнуются.

– Ты там того, – Бер предостерегающе тронул его за локоть, – осторожнее. Не давай людям сильно волноваться.

Он боялся, как бы отроки, узнав новости, не вздумали осаждать Озерный Дом. Они были не в тех силах, чтобы идти на открытое столкновение и мерей и ее русским конунгом.

– Утро вечера удалее, – по-славянски сказал Алдан. – Может, вещий сон приснится…

Беру вспомнилась Хельга, ее заговоренная нить… потом Вефрид, которую мать обещала обучить искусству прясть такие нити… Вефрид осталась в Силверволле. Хавстейн уже там – за три дня точно доехал, – и она тоже знает о его незадаче. И, как ни мало помощи Бер ждал от такой юной и неопытной девушки, при мысли о ее сочувствии ему стало немного легче.

Но что ему проку в ее сочувствии? Он сам просил ее не думать о нем. И не мог иначе. Ей пришлось бы ждать его слишком долго… а теперь этот срок еще увеличился.

Он не просто пленник. Он мертвый пленник, который не сможет ожить, пока не отомстит, а не сможет отомстить, пока не получит свободу! При мысли об этом, о Вефрид, которую теперь отгораживает от него две стены, Бер почувствовал такую злость, что готов был загрызть Анунда с его страхами, будто настоящий драуг-немертвый.

Где-то далеко-далеко, на самом краю сознания, ему послышался веселый смех густого мужского голоса. В отчаянии свесив голову, Бер хлопнул себя сжатым кулаком по лбу.

С кем он вздумал тягаться! Перед своим истинным противником он, мужчина двадцати одного года от роду, крепкий и неглупый, не сильнее двухлетнего внука, Малфиного сынка. Богу Повешенных даже не надо убивать его или ранить, чтобы остановить. Упустить Игморову братию, проиграть из-за того, что какие-то старики с кольцами в ушах куда-то там разложили гадательные камешки, было куда обиднее, чем лежать с тяжелой раной. По крайней мере, сейчас Беру так казалось…

* * *

Вечер выдался теплым, даже душным, и до первого снега оставалось еще месяца два, но по тому, как рано пришла темнота, было ясно – лето катится под уклон. Все разошлись по шатрам; поспорили, побранили упрямых мерян и пугливого Анунда, но что делать, не придумали. Кто-то склонялся к мысли сняться с места и тронуться назад в Хольмгард, за помощью, другие решительно отказывались бросить вождя. Двое дозорных стояли по краям стана, укрытые во тьме. Алдан один сидел у гаснущего костра, мрачно глядя в угли, но даже его ум и опыт не мог подсказать хорошего выхода. Погоня закончилась, теперь им сидеть здесь невесть сколько безо всякого толка. А что там дома, в Выбутах? Как Предслава с детьми, как Ута с внучонком? Отец семерых детей, Алдан не мог, как прежде, странствовать годами, его ждали дома. Но как ему уехать, пока Бер в неволе? Он пустился в путь, чтобы поддержать законного мстителя, и вот теперь он не в силах ничем помочь Беру, но и бросить его не позволяют честь и долг.

Возле костра возникла высокая темная тень. Ни одна травинка не прошуршала, и Алдан не столько увидел, сколько чутьем угадал ее появление. Вскинул голову.

Сбоку от него стоял Вальгест, и в первый миг он показался Алдану еще выше ростом, еще крупнее, чем обычно. Алдан даже подскочил от неожиданности, но Вальгест привычно сделал знак: все в порядке.

– Ты откуда? – выдохнул Алдан, мысленно отметив: дозорные никакого знака не подали.

Проглядели, жма их жизнь. Алдан и обрадовался, что один из самых надежных людей в дружине вернулся, и подосадовал, вспомнив, что́ сейчас придется ему рассказать.

Но вгляделся в лицо Вальгеста и промолчал.

От непривычного зрелища пробрала дрожь: Вальгест улыбался. Он выглядел изможденным, как будто все эти дни и ночи не