Поговорив с Анундом и ответив на все его вопросы, Алдан сделал знак Правене подойти.

– Вальгест говорит: Игмор ушел на озеро Келе, это еще дальше на юг, – тихо сказал он, когда она села рядом с ним. – Там тоже сидит меря, но к нам она будет зла. У них давняя вражда со Свенельдом. Он им кровь пускал полсотни лет назад, еще при Олаве, после хазарского похода, но они ничего не забыли.

Правена миг подумала и ахнула тихонько: ее погибшего мужа можно считать внуком и Олава, и Свенельда, а значит, его убийц на озере Келе встретят с двойной радостью. А вот их преследователей…

– Нам соваться туда опасно, – подтвердил эту мысль Алдан. – Как сможешь, передай Беру. Пусть думает, что делать. Может, с нашими силами туда лезть не стоит.

– А что говорит Вальгест?

– Он нынче утром ушел. Сказал, что разведает все сам. Как вернется, может, что-то прояснится.

Хавстейн с двумя отроками уехал в тот же день, Алдан с остальными обустраивался на лугу. Для Бера время тянулось медленно: ему было совершенно нечего делать, кроме как раздумывать о своем печальном положении. Озерный Дом оказался ловушкой, но кто мог это предположить? Ему разрешали гулять по конунгову двору, но из этой части крепости не выпускали, несколько человек из Анундовой челяди постоянно за ним следили. «Ну и что я теперь должен делать? – сказал он Правене, встретясь с нею в гриде за ужином. – Сделать себе крылья, как Вёлунд, и улететь?»

Слоняясь между гридом и валом, Бер пытался понять, где допустил промашку, и ничего не находил. Анунд в родстве со Сванхейд и через нее – с Улебом, от него следовало ожидать помощи, а не помех. Кто же мог предвидеть, что Игморова братия побывает здесь раньше и придумает оклеветать своего преследователи именно таким образом, какой легко найдет путь к сердцу мерянского владыки? Понимая, что влип не на шутку, Бер не мог подавить досады и втайне злился даже на Вальгеста, который их сюда привел. Всякий, кто брался ему помогать – Вальгест, Вефрид, – своими усилиями делал только хуже, только отдалял ускользающую целью. Но и винить их было бы несправедливо – Бер знал, кто его истинный противник. Тот, что посмеивается над ним с высокого престола, откуда ему видны все миры.

Правена вместе с Лельчей большую часть времени проводила в другом конце города, на жилом дворе, помогая Дагни по хозяйству, чтобы было чем себя занять. Жили они в кудо, где когда-то хозяйничала мать Дагни – Арнэйд, а до нее покшава[51] Кастан, знаменитая колдунья, противница воеводы Свенельда и теща его младшего брата, Велерада. Об их давней вражде здесь ходили предания, и Дагни охотно их пересказывала гостье. Тем более любопытно было это обсуждать, что Дагни о Свенельде только слышала, а Правена сама его помнила, хоть и смутно. Он перебрался со всем домом из Киева в землю Деревскую еще до ее рождения, но в следующие года порой наезжал и виделся с Хрольвом. Правена уверяла, что несколько раз его видела – или ей казалось, что видела, как Вефрид в том же возрасте видела в облаках над озером Перуна верхом на вороном коне. Образ Свенельда в памяти Правены мало уступал Перуну – был огромным и грозным. Но она принадлежала к его роду – ее муж, Улеб, почти всю жизнь считался Свенельдовым внуком. А теперь, когда Игморова братия укрылась в Келе-боле, именно эта связь дала им надежду на спасение и поддержку. Когда дружина Свенельда выдержала бой на льду Келе-озера с мерянским ополчением, а потом разорила и сожгла селение, Дагни еще не родилась, но и эти события были в Мерямаа памятны.

Обсуждая эти связи, Правена и Дагни дивились, как сводит и разводит судьба детей русского племени – от гранитных скал Свеаланда до древлянских густых лесов и мерянских синих озер. И тем не менее между ними двумя было немало общего: от языка до застежек на сорочках. Дагни могла много порассказать о своих предках по отцу и матери, начиная от Рагнара Меховые Штаны или Бьёрна Старого, который родился от медведя и основал Силверволл. Правена о своих предках не знала ничего, кроме того что отец ее из свеев, а мать – из уличей (об уличах Дагни услышала впервые). Правена была наполовину славянка, в жилах Дагни смешалась варяжская, мерянская и славянская кровь, но говорили они на одном и том же русском языке и хорошо понимали друг друга.

На забороло Бера не выпускали – все-таки боялись, что он каким-то образом оттуда улетит, – но от Правены, женщины, никто таких подвигов не ждал, и ей не мешали прогуливаться по длинному ходу вдоль стены и глядеть на лес, на реку Гду и луга, на копны сжатой ржи в поле. Раз в день Алдан приезжал из стана через реку обменяться с ней словом снизу: как поохотились, сколько рыбы поймали, все ли здоровы. Она отвечала, что они с Бером тоже здоровы. По умолчанию Алдана Правена понимала – более важных новостей нет. Вальгест исчез три дня назад, и поневоле она начинала беспокоиться. Он, конечно, человек выдающийся и просто так в беду не попадет, но если он столкнулся с Игморовой братией в одиночку… как знать, чем это закончилось?

Через три дня новости появились – но вовсе не с той стороны, откуда ждали. Перед полуднем на Где показались лодки – небольшие мерянские долбленки, в каждой сидело по два-три человека. Высадившись у ворот, приехавшие сразу попросили допустить их к Анунду. Накинув синий кафтан – день выдался жарким, и конунг сидел в одной рубахе, – тот явился в грид и увидел перед собой с десяток мерянских кугыжей – уважаемых старейшин окрестных болов. Со светлыми бородками, с носами уточкой, с глубоко посаженными водянисто-голубыми глазами, с плосковатыми скуластыми лицами, кугыжи были одеты в белые шерстяные кафтаны с отделкой узорного шелка на груди и на вороте – плодами торговли с Булгаром и Хорезмом. Прежде меряне одевались в грубую шерсть домашней работы, иногда в толстые конопляные холсты, в кафтаны из кожи и телячьих или лосиных шкур. Но за десятилетия торговли с Хольмгардом и Булгаром они запаслись хорошими тканями – беленым тонким льном, легкой цветной шерстью, шелком гладким и узорным. Носили все это по больше части женщины, но и мужчины постепенно привыкали к более яркой одежде. Под высокой белой шапкой у каждого кугыжа был надет серебряный или медный венец,