конца войны»[1196]. Хотя советское руководство уверяло граждан, что у Красной армии достаточно сил, чтобы противостоять немцам и без второго фронта, все понимали, что это сопротивление ценой многих жизней. Люди выражали беспокойство: «А мы, надеясь на них [союзников], можем погибнуть, так как мы одни не можем справиться со всеми союзниками Германии»[1197]. Как показывают вопросы, их все больше злило нежелание союзников взять на себя более серьезные обязательства. В Москве лектору передали из зала записку, полную сарказма: «Когда, в каком месяце откроется второй фронт, может быть 31 декабря 1942 года в количестве 15 солдат с разбитым танком?»[1198]

На заводах также проводили беседы, посвященные производству. С приближением немцев к Сталинграду у оборонных предприятий прибавилось срочной работы. Партийные инструкторы делали упор на тесную взаимосвязь между военными успехами и выполнением производственного плана. Рабочие, со своей стороны, стремились выполнить месячный план и без колебаний открыто обвиняли руководство завода, если оно создавало им какие-либо помехи. Они полагали, что главное препятствие, мешающее выполнять план, заключается не в отсутствии мотивации или трудовой дисциплины среди рабочих, а в неспособности начальства обеспечить стабильные, непрерывные поставки материала. На встречах с партийными активистами они не боялись спрашивать, какие меры для повышения производительности труда приняла администрация и почему они не получают производственные заказы вовремя[1199]. Бесстрашно критикуя начальство, рабочие требовали навести порядок и строже наказывать тех, кто выигрывает от обусловленного войной дефицита. Многие задавали вопросы, связанные со снабжением и здравоохранением. В портовом Архангельске рабочие не постеснялись спросить парторга, чем объяснить отсутствие рыбы в заводской столовой в городе, окруженном водой[1200]. А главное, как видно из докладов партийных инструкторов, обычные люди хотели знать правду о положении на фронте. Инструкторы затруднялись объяснить отступления и задержку с открытием второго фронта. После самонадеянных заявлений государства накануне войны в народе еще не рассеялись сомнения. В конце августа работники обкома партии написали Александрову, прося прислать им из ЦК опытных беседчиков. Учитывая замешательство, даже недоверие, с каким люди слушали последние лекции, партработники надеялись, что у более находчивых агитаторов лучше получится объяснить текущую ситуацию[1201].

Партийное руководство отреагировало на информацию о реакции населения, полученную от инструкторов, агитаторов и беседчиков. 28 июля 1942 года Сталин издал приказ, впоследствии известный как «Ни шагу назад», где прямым текстом сообщалась неприкрашенная правда, которой требовали люди. Отступать дальше было нельзя. «Территория Советского государства, – без обиняков заявил Сталин, – это не пустыня, а люди – рабочие, крестьяне, интеллигенция, наши отцы, матери, жены, братья, дети. Территория СССР, которую захватил и стремится захватить враг, – это хлеб и другие продукты для армии и тыла, металл и топливо для промышленности, фабрики, заводы, снабжающие армию вооружением и боеприпасами, железные дороги. После потери Украины, Белоруссии, Прибалтики, Донбасса и других областей у нас стало намного меньше территории, стало быть, стало намного меньше людей, хлеба, металла, заводов, фабрик. Мы потеряли более 70 миллионов населения, более 800 миллионов пудов хлеба в год и более 10 миллионов тонн металла в год. У нас нет уже теперь преобладания над немцами ни в людских резервах, ни в запасах хлеба. Отступать дальше – значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину». Продолжать и дальше говорить о безграничных земельных и человеческих ресурсах означает лгать. Красная армия, «покрыв свои знамена позором», в панике оставила Ростов и Новочеркасск. «Пора кончать отступление, – отрезал Сталин. – Ни шагу назад!» С этого момента в Красной армии требовалась «железная дисциплина»: любого, кто отступит без приказа, сочтут предателем. В армии сформируют заградительные отряды, которые будут расстреливать на месте каждого, кто самовольно отступает или сеет панику. Штрафные батальоны, составленные из нарушителей дисциплины и тех, кто проявил трусость, будут посылать на самые опасные участки фронта, «чтобы дать им возможность искупить кровью свои преступления против Родины»[1202]. Вместе с тем Сталин заверил граждан, что победа возможна: у армии наконец достаточно техники, чтобы сражаться и победить.

После приказа Сталина яростное сопротивление Красной армии на участке между Доном и Волгой приобрело почти самоубийственный характер. Пока немцы шли через Кавказ к нефтяным месторождениям Баку, все задавались вопросом: сколько можно отступать?[1203] К середине сентября немцы с севера и с юга прорвались к Волге, окружили Сталинград и взяли в кольцо 62‐ю армию. Принявший командование генерал В. С. Чуйков заявил: или удержим город, или умрем здесь[1204]. Пока шли ожесточенные бои за Сталинград, Агитпроп, опираясь на приказ Сталина «Ни шагу назад», выработал новые темы для бесед. Партийным инструкторам дали указание: не замалчивать опасность, не умалять трудностей[1205]. Оказавшись на грани поражения, государство взывало не к национальному чувству русских, а к обществу, объединенному социалистической идеей: «Решается судьба нашей родины, великих завоеваний народа в Октябрьской революции, судьба социализма и советского строя»[1206]. Оно недвусмысленно заявило: «Каждый боец, командир, политработник, каждый трудящийся и партийный работник должен ясно понимать, что отступать нам дальше некуда, что непосредственно за линией фронта лежат районы, потеря которых поставит под угрозу существование Советского государства»[1207]. Агитаторы теперь старались лишний раз не обнадеживать людей, дать им понять, что Красной армии, возможно, придется большей частью сражаться с Германией в одиночку. В период с июня 1941 года по июль 1942‐го производство танков, самолетов и вооружения выросло почти на 50 %, но черная металлургия, электроэнергетика и добыча угля – жизненно важные для оборонной промышленности отрасли – по-прежнему отставали из‐за простоев и недостатка топлива. Местные запасы торфа, сланца и древесины, предназначенные для отапливания бараков, домов и предприятий, должны были теперь расходовать в промышленных целях. Людям следовало готовиться к жизни в еще более тяжелых условиях. Но, несмотря на горькую правду и мрачную тональность, беседы в целом вселяли уверенность в возможность победы[1208].

«Единый и нераздельный боевой лагерь»

Когда Сталин объявил, что у Красной армии есть необходимое ей для победы вооружение, на плечи рабочих легло тяжкое бремя выполнения производственных планов. Провозгласив фронт и тыл «единым и нераздельным боевым лагерем», Сталин признал важную роль рабочих в военных успехах, равно как и серьезные лишения и опасности, выпавшие на долю населения в тылу. Агитаторы уделяли много внимания теме производства. Зазвучали новые лозунги: «Ни одной минуты простоя на производстве! Кто в дни войны транжирит рабочее время, тот подрывает снабжение фронта боевой продукцией», «Рабочий! Станок и инструмент – твое боевое оружие. Храни и сберегай их как зеницу ока!» и «Каждый