на этих деревьях и вовсе иные, из тонкой яшмы, в которой ловится отражение бледной луны.

Ну и, да, ещё кустик сухонький.

Но Мике сейчас не очень-то до красивостей. Она сюда пришла по очень важному делу!

Стоит-оглядывается, осматривает торчащие из земли высокие слоёные стебли.

Луковицы — они те ещё крысы, вечно прячутся под свою рыхлую мягкую землю — и как найти из всех нужную — ай, чёрт его разобрать!

Только нет здесь чертей. Так что разбираться приходится лично.

Зачем нужны луковицы?..

Обычно после встречи с козлами. Блеют они и мекают. И рога у них те ещё. А потом ищи луковицу и ходи тяжело недовольная.

Мика тянет за один стебель — да тот не вытягивается.

Прикоснулась к другому — тот и вовсе осыпается трухой к земле. Ну вот что за напасть, а? Правда!

Ищет-ищет, копает-копает, да всё мимо и всё не то.

Умахалась и укопалась, сидит на той самой поляне, испарину со лба тыльной стороной варежки смахивает.

Всю ночь провозиться ей совсем перспектива не улыбается.

Будь она своей луковицей, где бы она запряталась?..

У-у-у-у… Да с ней бы сталось! Уж чего-чего, а прятаться Мика умеет!

… И ведь верно!

Стоит девочке только лишь оглядеться и подумать именно о себе, она поднимает глаза — и упирается взглядом в слишком уж подозрительный кустик. Как бы, все деревья здесь каменные — а этот милаха как будто бы даже живой. Ещё и ветками шебуршит.

А-ну, ка! Иди сюда, кустик!

Девочка поднимается, твёрдым шагом двигает к никнущему к старшим собратьям растению, да вот только поздно уже: не отвертится.

Благо, ладони девочки укрыты плотными варежками. Обломать и выкорчевать несчастье не становится большой проблемой.

И, что важнее, куда важнее — корень-то у него вполне себе луковичный. Ещё и беленький такой, слоёный-блестящий, укрытый совсем свежей зеленью. И волосинки у кромки, в точке нижнего полюса. Прекрасный и подходящий.

Изломленный, искривлённый, уже не дрожащий, а тихо поникший кустик девочка просто отбрасывает — а вот корень его отирает тыльной стороной рукава своего удобненького пуховика — и складывает в кармашек. Хлопает довольная по поверхности ткани. И змейку застёгивает.

Чтоб уж точно не потерялся!

***

Мика опять на тропинке.

Проводница, выходит, про неё уж совсем забыла!

Нет, ну, как, девочка знает, куда ей идти. Но и провести обещали… Как-то совсем не-понашенски. Не по-лесному, не по-народному.

Но и ничего не попишешь. Опять придётся самой идти.

Благо, сама дорога теперь совсем простая. Прямая такая, не теряется, не петляет. Будто девочку за ручку ведёт.

Идти, к слову, чем дальше — тем вот совсем не легче, а, даже напротив. Что ни шаг, то Мика чаще и чаще нет-нет, а всё ж спотыкается. Равновесие едва держит. Тяжело, ох, тяжело-то как ей идти!

Сама не помнит, сама не знает, как именно — но всё же выходит к неширокому пролеску.

В сердце пролеска — большое-больше, изогнутое, изломленное, с широченной трещиной от самой земли — и примерно до середины — дерево. Ветки на этом дереве торчат в разнобой, хаотично. Сам ствол — да, конечно же, тоже каменный. Что-то вроде смеси топаза и янтаря.

А вот эта самая трещина — она вовсе неоднородная. Даже больше — благоустроенная, кое-где обнесённая сетками. И даже с прицепленной к ней петлями, створками — да и, в целом, нормальной такой, приятной входной дверью. И окошками по бокам, кругленькими и зашторенными изнутри.

Вот именно к этой хижине девочка и держала дорогу.

И вошла без стука, всё так, как ей наказали.

Почему без стука?

О её визите сюда известно. А если б известно не было, то сколько она ни зови кого-то, ни стучи, ни звони в колокольчик — ей всё едино б никто и не подумал открыть.

***

Первыми, конечно же, в нос ударили запахи.

Так много их — и все столь разные, что вместе складывались в какую-то вовсе уж никак не передаваемую, едко-пряно-сладкую смесь.

Банки-склянки звенят на высоких полочках, под потолком витает зеленоватый дым.

При всей задымленности, помещение, тем не менее, ну очень просторное. Такое просторное, что Мика даже теряется.

Только опускается неуверенно на протянутую скамейку у ближайшей стены. Садится рядом с двумя подружками феями. Обе-две в сияющих, переливчатых серебристых платьях, держатся за руки, улыбаются. Посмеиваются немного нервно.

Мика оглядывается, первый раз в этом месте.

Чуть дальше от лавы, в противоположном углу — прокинутый невысокий столик. На нём тоже фея, только на животе лежит. А над ней склонилась, скорее всего, её подруга. Или знакомая. Склонилась с иголкой. Аккуратненько, мягко, нежно, приставляет металлическое тонкое острие к бедру лежащей. Чуть-чуть надавливает на кожу — и алая капелька тянется за иголкой нитью, сама просачивается в ушко.

Фея-прядильщица улыбается и довольно кивает. Гладит лежащую на массажном столике подругу по голове. Дальше — аккуратно касается расправленных робких крыльев. Они все в дырах и латках. Вот этой вот нитью алой, иголкой маленькой — прядильщица и принимается их латать.

Дальше от массажного столика — кресло, навроде такого, как в кабинетах зубных врачей. В этом кресле размещена шарнирная кукла. И всё вроде с ней хорошо, да кой-где местами керамическое покрытие то от рук, то от ног, то и от лица отслаивается. Порхающая феечка рядом собирает отломленные кусочки, смачивает их в рядом стоящей баночке — и клеит обратно, чтоб кукла была как новенькая.

Совсем-совсем далеко, вообще отдельно от прочих, дверь в соседнее помещение. Дверь очень плотно закрытая, с матовым стеклянным оконцем. За тем оконцем нет-нет, а угадываются то тянущиеся, то опадающие, самые разные тени. Ну, тут как бы всё понятно: в той комнате новых феечек учат, как добывать нектар.

Основное пространство занято пятью лавами, и две из них уже заняты. Заняты мерно спящими, свернувшимися под одеялом дриадами. Все феи — дриады, когда ложатся на эти койки.

А меж них гордо прохаживает важная большая сова. Ещё и в фартуке, и с чепчиком набекрень.

Она важно смотрит, искоса, свысока на Мику и двух смешливых подружек. Молча указывает крылом на свободные лавы. Но никого не пускает. Ждёт оплату: те самые личные луковицы.

***

Мика ложится на указанную для неё койку.

И пары самых разных запахов, и монотонная, непрекращающаяся здесь работа, и очень пристальный, гипнотизирующий взгляд больших чёрных глаз важной пернатой совы — от всего этого девочка засыпает. Удобно кублится в