Он стоял на трибуне все еще с несколько ошарашенным видом,словно впервые, злой и язвительный, не мог подобрать достаточно едких слов.Губы шевелились, глаза устремлены в одну точку, словно на ходу составлял речь,одновременно подсчитывая убытки.

– Мне трудно выступать, – сказал оннапряженно, – потому что ситуация меняется так стремительно... Когда я былна пороге, позвонил американский посол. Нет-нет, дело было не в задержкеплатежей по кредиту. Скорее, все как раз наоборот. Посол предложил нашей странекредит! Да-да, в котором раньше было отказано. Сказал, что решение только чтопересмотрено.

Тишина была мертвая, потом Гоголев спросил недоверчиво:

– Это на шесть миллиардов долларов?

– На шесть миллиардов.

– Под тот же процент?

Коган кивнул:

– У меня создалось впечатление, что они готовы снизитьдаже его. Я не сторонник Кречета, но должен заметить, что в США напуганы.Конечно, возмущены, наши посольства пикетируют защитники прав человека, но чтотам напуганы – это голову даю на отрез. И, как отвечающий за финансовуюсторону, за деньги России, я... готов... с некоторыми оговорками, разумеется,поддерживать действия неприятного мне политика... этого... генерала.

По лицу было видно, что спохватился и явно хотел добавить,что поддерживает лишь в финансовой политике, все-таки Кречет стремительносближается с исламским миром, а тот на ножах с Израилем... но все равно на негосмотрели как на выходца с того света. Гоголев спросил недоверчиво:

– А почему вы связываете предложение посла с этим...безобразием на святой Манежной площади?

Коган развел руками:

– На следующий день после... после той порки мусульман,что появились пьяными на улицах, со мной стали добиваться встречи представителикрупнейших финансовых групп Европы. Я, честно говоря, даже не связал это с тойпоркой... Думал, будут снова требовать уплаты процентов, соблюдения условияфинансовых операций... Но чтоб сами начали совать деньги в карман! Да какие!

В мертвой тишине Гоголев спросил торопливо:

– Какие?

– Боюсь даже вышептать, – признался Коган. –Европейский банк предложил три миллиарда, Всемирный банк предлагает четыре споловиной, Межконтинентальный банк дает уже в следующем месяце шесть... У меняволосы встают, но все кредиты предлагаются под льготные проценты, к тому же снеслыханной отсрочкой.

В зале снова начал разрастаться шумок. Главанационал-либералов выкрикнул с места:

– Не брать! Они хотят, чтобы мы у них вечно в должникахходили!

– Как, – вскрикнул Гоголев жалко, – как небрать? Нам отцы говорили: дают – бери, бьют – беги...

Главный национал-либерал заорал зло:

– Это вам такое отец говорил! Какой отец, таков исынок!.. А мне говорил: бьют – дай сдачи!!!

Коган начал собирать бумаги. Видя, что министр финансовуходит, в зале заорали, требуя задержаться. Гоголев спросил неверяще:

– Если это так... когда вы представите на утверждениесписок кредиторов? И кредитов?

Коган покачал головой:

– Вряд ли это придется делать.

– Почему?

– Кречет велел отказаться.

В зале раздался крик ярости, в далеком зоопарке чуткие зверизабеспокоились, а самые пугливые начали бросаться на стены. В реве и гвалтепотонул сатанинский хохот главного национал-либерала страны и его выкрик:

– Правильно!

Гоголев с трудом пробился через рев и крики:

– Вы полагаете, он все еще способен исполнять функциипрезидента?

Коган развел руками с самым сокрушенным видом:

– Как никогда более.

– Объяснитесь, – потребовал Гоголев.

– Он отверг кредиты Запада, потому что ему предложилиболее льготные кредиты... с Востока. Гораздо более крупные. Без всяких условий.Понимаете, без всяких условий! Это в наше время, когда правительство даетТульской или Рязанской области кредит под дикий процент, на кратчайший срок, даеще обязывает губернатора сапоги лизать всему кабинету министров!.. Простите,как человек, и уж извините, надо же доставить радость некоторым товарищам, какеврей, я предпочел бы кредиты Запада... но Восток сейчас нам с финансовойстороны куда более привлекателен. А уж про политическую сторону не говорю, этоне мое дело.

В зале стоял рев, корреспонденты торопливо кричали в сотовыетелефоны, диктовали, многие сразу же повели прямые передачи по всем мировымканалам.

Гоголев вскинул руки, стараясь приглушить шум, сказалугрюмо, разочарованно:

– С политической, понятно... Мы собрались здесь, чтобыдать оценку работе президента с морально-этической позиции. Способен ли такойпрезидент, обманувший чаяния народа, стоять во главе...

Коган прервал:

– Всем предыдущим руководителям давали хотя бы стодней! И лишь тогда спрашивали первые результаты.

– Кречет за месяц успел натворить бед больше, чем ордаМамая за десять лет! Мы должны принять меры сейчас.

Коган посмотрел в зал, чему-то улыбнулся, развел руками:

– Дело ваше. Я только доложил состояние дел в финансах.На сегодня денег у нас даже больше, чем нужно, чтобы заткнуть все дыры.Останется достаточно, чтобы развивать экономику.

А зале поднялся шум такой, что голос Гоголева потонул в нем,как писк комара в реве прибоя. Коган смиренно спустился с трибуны, тихий искромненький, понурый, из переднего ряда вскочили депутаты, окружили, орали,кто-то замахнулся кулаком, руку перехватили, завязалась драка.

– Все равно, – сказал Чеканов угрюмо, – танкиуничтожены... или один удрал, но будем считать и его уничтоженным. Но второйотряд, там одни коммандос, они захватили КП. А там такая оборона... Еслидогадаются выскочить... или выслать сюда хотя бы взвод, то нас всех бери голымируками!

Яузов прерывисто вздохнул, словно после долгого плача. Налице была странная решимость, отчаяние, страх и стыд. Не глядя на нас, онухватил сотовый телефон:

– Вызываю Перемолота.

Сквозь далекий гул и треск, все мы услышали тонкий голос изтрубки:

– Слушаю!

– Танки готовы? – спросил Яузов. На том концечто-то ответили. Яузов покосился на Кречета, тот напряженно всматривался впыльную стену впереди, взгляд министра обороны встретился с моим, векидрогнули, он отвел взгляд. Я слышал, как он прорычал в мембрану: – Бери всетанки. Понял? Окружи КП, в переговоры не вступай. Начинай долбить так, чтобысравнять с землей... Да, там засели американцы... Что?.. Это я приказываю,Яузов!.. Ты все понял правильно, выполняй. Выполняй, я тебе говорю!