А еще Уэллсы обнаружили, что, когда Мальстрём всасывал хронотемика, он оставлял на нем свой знак, обрекая на новые и новые возвращения в тот же мир – и всегда через один и тот же портал. Поэтому некоторые инфицированные просто не могли вырваться из безумного круга и раз за разом против собственной воли появлялись все в том же заколдованном доме или через того же медиума, теряя при каждом прыжке не только молекулы, но и память. Многие попадали в полную зависимость от медиумов, превращались, по сути, в их рабов, марионеток. Они слепо верили, что мертвы и что их смутные воспоминания о прошлом – всего лишь картины загробной жизни, поэтому она и выглядит как точная копия мира живых. В конце концов после очередного прыжка их ослабленная молекулярная структура распадалась на тысячи частиц. И тогда заколдованный дом освобождался от проклятия – по крайней мере до той поры, пока другой хронотемик не занимал вакантную должность местного призрака. Бывало и такое, что медиум вдруг терял связь с покорным ему прежде духом и делал вывод, что тот сумел-таки отыскать дорогу к свету.

Четыре долгих года Уэллсы с отчаянием следили за распространением эпидемии. Иногда, цепляясь за намек на надежду, они внушали себе, что все разрешится как-нибудь само собой: наступит день, когда все активные хронотемики распадутся, в том числе и Злодей, а останутся только безвредные носители вируса, но у них к тому времени выработается что-то вроде иммунитета, и они передадут его своим потомкам. Иначе говоря, мудрая вселенная сама оздоровит себя. Зато, когда супругов Наблюдателей одолевало чувство вины, они приходили к ужасному выводу: хаос, вероятно, и вправду неумолим, и он придет в мир, как это и было предсказано, правда, на миллионы тысячелетий раньше срока – благодаря Г.-Дж. Уэллсу и его красивейшей и умнейшей супруге.

Ответ на свои мрачные раздумья они получили неделю спустя, когда Уэллс проник в мозг двойника, который меньше чем за пару месяцев совершил четвертый прыжок. Первый прервал его спокойную прогулку по столице и забросил на пустынную равнину, где он спрятался за скалой и, дрожа от страха, слушал звуки охотничьих рожков и топот сотен лошадей. Однако, едва он решился выглянуть из-за скалы и посмотреть, что же происходит, как его перекинуло снова в Лондон. И оказался он там за два года до собственного рождения. В довольно неуютном прошлом Уэллс протянул около пары месяцев, но был выхвачен оттуда, когда пересекал Гровенор-сквер, и попал в безрадостное будущее – Лондон превратился в груды развалин, из которых поднимались вверх лоскуты раскаленного пара. Он боялся, что его вот-вот сожрут чудовища, похожие на гигантских крабов и рыскавшие среди руин, но внезапно опять увидел себя в саду Гровенор-сквер, где Уэллс Наблюдатель и вошел с ним в контакт.

Площадь сильно переменилась – некоторые здания, окружавшие прежде сады, были заменены гораздо более практичными постройками. Но площадь все-таки сохранилась. Сейчас здесь было полно народу, главным образом молодых людей. Они кружками сидели на траве, толпились на углах, пели и играли на гитарах, а еще многие держали в руках плакаты с надписями “Занимайся любовью, а не войной” и другими лозунгами, смысл которых до Уэллса не доходил. Плакаты были повернуты в сторону на удивление безобразного здания [43] на западной стороне площади. Перед зданием выстроилась целая армия полицейских, грозно поглядывавших на публику. Многие полицейские были на лошадях. Несколько минут обалдевший двойник Уэллса просто прогуливался в шумной толпе и с изумлением разглядывал экстравагантные наряды молодежи и цветы, которые словно бы вырастали из их длинных и неряшливых шевелюр. У него слегка закружилась голова от сладковатого запаха сигарет, и он ненароком толкнул какого-то юношу.

– Эй, гляди, куда прешь, тедди-бой! – гаркнул парень в кожаном жилете и с гривой почти до пояса.

– Простите великодушно, – стал опасливо извиняться Уэллс.

Парень сразу успокоился и молча уставился на него с блуждающей улыбкой на устах. Уэллс, решив воспользоваться случаем, спросил, какой нынче год. Но ответа не получил. Прежде чем парень успел раскрыть рот, на другом конце площади раздались крики, потом – пара выстрелов. Те, кто сидели на траве, повскакивали, и Уэллс увидел, что испуганная толпа мчится прямо на него. Она увлекла его за собой, не дав времени на размышления. Он лишь успел заметить, что дюжина конных полицейских ворвалась в гущу людей. И тут же прогремел взрыв, который превратил людские волны в разбушевавшийся океан. Над толпой поплыл дым. Все беспорядочно метались по площади. Конные полицейские раздавали удары направо и налево, молодежь в ответ закидывала их камнями, и они с пугающим стуком попадали в каски. Уэллс подумал, что и ему тоже непременно достанется в схватке, о причинах которой он ничего не знал, да они его, честно говоря, и мало волновали. Он решил поскорее покинуть площадь, но толком не понимал, куда бежит, главным было – выбраться из центра потасовки. Вокруг Уэллс видел людей с залитыми кровью лицами, они плакали и просили о помощи, но он ни разу не остановился.

Вдруг взрыв прогремел в опасной близости, и Уэллс, как и другие, бросился на землю. Сначала ему показалось, что он оглох, поскольку мир был словно окутан мягким коконом тишины. Джордж слегка приподнял голову и огляделся по сторонам: люди помогали друг другу встать на ноги и разбегались кто куда. С огромным облегчением он ощутил знакомое головокружение, предвещавшее прыжок. В считанные секунды его перенесет в другую эпоху, и она, надо надеяться, не будет хуже этой.

Однако, прежде чем дело сдвинулось с места, к нему сквозь дымную пелену направился человек в черном плаще. Он шел широкими решительными шагами, не обращая внимания на царивший вокруг переполох. Плащ развевался у него за спиной, лицо скрывала широкополая шляпа, в руке он сжимал трость с блестящим набалдашником. Вся фигура незнакомца была совершенно фантастической. И тем не менее Уэллсу она показалась гораздо более реальной, чем окружающая действительность. Неужели это смерть явилась за ним? – спросил он себя и остановился, будто окаменев. Мужчина приблизился, схватил его за руку и потянул за собой с явно нечеловеческой силой. Пораженная зловещим видом незнакомца, молодежь расступалась перед ним, как море перед Моисеем, а испуганные лошади вставали на дыбы. Между тем человек вывел Уэллса в тихий переулок и крепко прижал к стене. Джордж едва успел потереть руку, словно побывавшую в железных тисках, но человек в плаще уже схватил его за горло. Писатель с ужасом понял, что и дюжине быков было бы не по силам освободить его от мощной лапы в перчатке, и поэтому даже не пытался вырваться. Он просто глянул в лицо, полускрытое полями шляпы. Оно подсвечивалось голубоватым, как в сновидении, сиянием, исходившим от странной трости, и эти бледные черты показались Уэллсу прекрасными и грозными, как у бога. Но тут губы незнакомца слегка задрожали, и послышался голос – далекий, металлический, точно доносившийся из длинной трубы: