– Меньше всего мне нравится, когда у мужа и жены появляются секреты друг от друга, – произнес Уэллс драматическим тоном.

– А я-то думала, что меньше всего тебе нравится, что никто до сих пор не изобрел электрическую бритву, – шутила в ответ Джейн. Потом брала мужа за руку и вела к двери, стараясь, чтобы он не понял, что на самом деле она его просто выпроваживает. – Ладно, хватит ворчать. Какая разница, что я пишу. На самом деле значение имеет только твоя работа, Берти, поэтому прекрати шпионить за мной и ступай к себе.

Уэллс пожимал плечами, хотя этого жена уже не могла видеть, спускался вниз и тоже скрывался в своем кабинете. Там он сидел, глядя на пачку бумаги, лежавшую перед ним, поскольку именно на ней вознамерился описать все, что знал, все, что успел увидеть. Джордж брал ручку и продолжал свое “великое творение”, как его окрестила Джейн, а тем временем через окно в комнату проникали звуки с улицы и из соседнего парка, звуки того мира, который жил своей жизнью, блаженно веруя, что он единственный… и что ему ничто не угрожает.

Уэллс работал почти целый год и наконец закончил книгу. При этом он не раз обрезал у нее лишние ветви, как садовники обрезают их на деревьях в саду, добираясь и до самых верхних – то есть до заглавия, которое в итоге стало звучать так: “Карта хаоса”. Когда Джейн допроверила последние страницы и высказала свое одобрение, назвав работу математическим подвигом, в мире, где они нашли себе приют, шел 1899 год.

Они прожили здесь больше сорока лет, и за это время многое успело перемениться. Сами они выглядели почти столетними стариками, хотя Уэллсу исполнился семьдесят один год, а Джейн – шестьдесят пять, но именно столетними они себя и чувствовали – ужасно дряхлыми и усталыми. Последний год был для обоих особенно тяжелым. Супруги даже перестали контактировать со своими двойниками, так как все силы и почти все время уходили на выполнение титанического замысла – “Карты хаоса”. Кроме того, ни ему, ни ей не хотелось знать, как распространяется эпидемия и как уничтожают инфицированных. Зачем? Если конец мира наступит прежде, чем книга будет закончена, они и так об этом узнают. И все-таки Уэллс завершил свой труд. А мир продолжал существовать, по крайней мере – пока.

И вот Джордж решил, что окончание работы, в которой содержится ключ к спасению мира – как этого, так и всех, какие только можно себе вообразить, – следует отпраздновать, да и сами они заслуживают небольшого отдыха. Уэллсы разожгли огонь в камине, наполнили бокалы вином – всего на два пальца, поскольку с вином они теперь ладили не так хорошо, как прежде, – и, довольно вздыхая, уселись в свои кресла. Что ж, пришла пора вернуться к тому волшебному и утешительному ритуалу, которого им так недоставало. Но прежде чем начать, они договорились, что сегодня войдут в контакт только со счастливыми двойниками – чтобы никто не убегал от марсиан или человека-невидимки и не рисковал жизнью по ходу тысячи других фантастических приключений. Хватит с них страхов и встрясок. Они на несколько часов погрузятся в самую обычную, зато спокойную жизнь тех своих двойников, которых заботили исключительно личные, пусть и весьма скучные, проблемы, ведь в некоторых из бесконечных миров такая возможность, к счастью, еще оставалась.

Но Джордж схитрил. Слишком велик был соблазн взглянуть хотя бы краешком глаза и на нулевого пациента. Хотелось знать, как протекала его жизнь, после того как Уэллс Наблюдатель прекратил шпионить за ним, хотя и был риск, что Джейн обнаружит его мелкое жульничество. После почти годичного перерыва Уэллс несколько поутратил нужные навыки, но наконец поиск завершился успехом. Тот Уэллс уже превратился в старика. Биолог перелистнул назад несколько страниц его памяти и просмотрел все, что произошло с момента их последней встречи. Приятно было узнать, что к концу бурной жизни двойник обрел относительный покой. После путешествия в Атлантиду, стоившего ему двух пальцев на правой руке, он совершил прыжок в мир, где сейчас и обитал. Его болезнь вошла в латентную фазу, и это позволило ему попытаться склеить свою разбитую жизнь. Однако, когда он уже поверил, что последние дни посвятит спокойным приготовлениям к смерти, на его след вышел Исполнитель. Несколько месяцев двойник Уэллса скрывался от него, не раз – исключительно благодаря счастливой случайности – ускользал у того буквально из-под носа, как, например, это было у входа в Королевскую оперу. Затем старик поменял жилье, стал зваться Баскервилем и даже поступил кучером на службу к Гиллиаму Мюррею, которого в тамошнем мире звали Монтгомери Гилмор.

В миг, когда биолог проник в его мозг, Баскервиль беседовал с тамошним Уэллсом.

– Значит, у вас нет шрама на левой руке… – говорил ему кучер. – Зато имеется шрам на подбородке, а у меня такого нет.

– Я упал с лестницы в пятнадцать лет.

– Понятно. А вот я всегда был на лестницах очень осторожен.

– Искренне рад за вас, – ответил молодой Уэллс.

Уэллс Наблюдатель молча посмеялся, сидя в своем кресле у камина и все еще не открывая глаз. Он почувствовал большую гордость за Баскервиля: во‑первых, тот практически в одиночку помешал марсианам захватить землю, во‑вторых, вроде бы сумел понять – и тоже без посторонней помощи – истинную природу вселенной и причину собственной болезни… Биолог молча простился с ним и позволил его миру неспешно исчезнуть через магическую дыру в центре своего мозга. И только тогда открыл глаза.

У Джейн глаза все еще были закрыты, так что он мог с нежностью рассматривать ее. Он понятия не имел, что видит сейчас жена, но, должно быть, это было что-то приятное, если судить по мягкой улыбке на ее губах. Минут через десять Джейн словно очнулась.

– Ну и где ты была, дорогая? Ты улыбалась, как девочка на карусели.

– О, я вошла в контакт с юной Джейн, которая только начала влюбляться в своего преподавателя биологии. – Она опять улыбнулась. – В том мире, как и во многих других, у них вошло в привычку вместе идти до вокзала Черинг-Кросс, и там каждый садился на свой поезд. Но если большинство твоих двойников пользовались прогулкой, чтобы поразить девушек блестящим красноречием, тот Уэллс был гораздо… он был более дерзким. Проходя мимо парка, мы свернули туда и, укрывшись за живой изгородью, при свете луны… О, Берти, как это было чудесно… – Она заметила, что мужа ее рассказ огорошил, и решила не углубляться в детали. – А у тебя, дорогой?..

– Ну… Боюсь, Уэллс, с которым я общался, не способен на подобный подвиг.

Итак, “Карта хаоса” была завершена, но забот у них оставалось еще немало. Главное, надо было придумать, как сделать, чтобы книга попала в руки какого-нибудь Исполнителя. Эти жестокие убийцы не разгуливали по улицам Лондона, не нюхали цветы в парках, не ездили в трамваях и не оставляли визитную карточку со своим адресом на месте преступления. Кроме того, вряд ли Исполнители сами станут искать супругов Наблюдателей, ведь те не совершали прыжков и вроде бы не были заражены вирусом. Может, в будущем болезнь у них разовьется, а может, и нет. Однако, по твердому убеждению Уэллсов, на их сцене должен находиться – или вот-вот появиться – как минимум один Исполнитель. А внимание Исполнителя непременно привлечет книга под названием “Карта хаоса”, особенно если на обложке будет такая же восьмиконечная звезда, как на набалдашнике их трости. Значит, надо добиться, чтобы книга стала достаточно знаменитой, тогда о ней напишут все газеты Англии и она украсит собой витрины всех книжных лавок страны. Да, надо сделать ее такой же популярной, как “Алиса в Стране чудес” Доджсона или как романы двойника Уэллса, а еще лучше – как истории про сыщика по имени Шерлок Холмс.