Сифакас, наконец, не выдержал:

– Тьфу на вас, сороки! Вынесите меня во двор, положите под лимонным деревом, чтоб вас не слышать!

Невестки и внуки перенесли старика вместе с постелью во двор.

– Дайте посох, – потребовал он, – и приподнимите меня повыше. Я должен видеть и чувствовать землю.

Ему подложили подушки, дали в руки посох и поставили рядом чашку с водой, если пить вдруг захочет.

– Ступайте все, – приказал Сифакас. – А мне позовите Трасаки.

Оставшись один, он обвел взглядом свое хозяйство: конюшню, давильню, колодец, два кипариса у ворот – и глубоко вдохнул неповторимый запах лимонных листьев и навоза. Потом удовлетворенно погладил широкую бороду, чуть скосил глаза и заметил стоявшего поодаль курчавого паренька.

– Ты чей?

– Костандис, сын твоего сына Николиса.

– А чего здесь торчишь?

– Мне на пастбище надо… Может, я пойду, дед, а то ты больно долго…

– Конечно, ступай. Незачем со мной время терять, я еще не готов… И хорошенько смотри за скотиной!

Паренек приложился губами к старческой руке.

– А как же без благословения? Ведь я для того и околачиваюсь здесь с самого утра.

– Благословляю, внучек! Да, вот еще что: скажи женщинам в доме, чтоб накрыли столы тут во дворе. Пускай трое славных капитанов сядут здесь передо мной и как следует угостятся.

– Да они уж скоро лопнут от угощения: как вчера пришли, так и жрут и пьют без передыху – вот не сойти мне с этого места. Учитель принес лиру, играет им, а они еще к женщинам пристают, даром что на ладан дышат.

– Много болтаешь, сопляк! – строго сказал дед. – Делай что велено. Пригласи сюда капитанов, я хочу их видеть, а если они нетвердо стоят на ногах – поддержи. Да смотри у меня, не вздумай насмехаться над ними! Пошел!

Вбежал запыхавшийся Харидимос. Старик посылал его к капитану Михалису передать, что умирает и хочет попрощаться.

– Ну что, придет?

– Нет, капитан Сифакас, не может он оставить свой пост. Просит, чтоб ты простил его и благословил издалека! А еще велел сказать тебе: «До скорой встречи!» Понимай как хочешь, но это подлинные его слова.

– Ну и правильно! – помолчав, сказал старик. – Буйная голова у моего сына, но теперь, видать, поумнел… Что ж, благословляю тебя, Михалис! – Он сотворил в воздухе крестное знамение. Затем повертел головой. – Ты здесь, Трасаки?

– Здесь, дед!

– Так вот, разуй глаза и навостри уши, я хочу, чтобы ты все видел, слышал и понимал.

В калитку вошел Ставрульос, молодой деревенский плотник, – его позвали снять мерку для гроба. Он чувствовал себя неловко: как, при живом-то человеке, этаким заниматься! Но старик делал вид, будто его и не замечает. Плотник приблизился, стал боязливо мерить Сифакаса растопыренной пятерней, а сам решил отвлечь его разговором.

– Как поживаешь? Ты нынче молодцом, слава Богу! Может, еще и одолеешь проклятого Харона!

Старик взглянул на него из-под прикрытых век и усмехнулся.

– Да ты не робей, Ставрульос, снимай мерку открыто!

Плотник смутился еще больше.

– Да о чем это ты, капитан?

– Делай свое дело, тебе говорят!

Рука его потянулась к посоху, и паренек испугался. Вытащил из-за пояса метр и приложил к телу старика.

– Ну, сколько?

– Метр восемьдесят пять, капитан!

– Да, усох я, сморщился! – вздохнул Сифакас. – Теперь в ширину меряй.

Ставрульос измерил ширину и нерешительно затоптался на месте.

– Ступай, ступай, горемычный, но гляди, чтоб гроб был из хорошего дерева. Орех у тебя есть?

– Есть, а как же!

– Вот из ореха и сработай. А ты, Трасаки, проследи, чтоб не обманул. Сумеешь распознать ореховое дерево?

– Сумею, дедушка.

Тем временем женщины накрывали во дворе столы, принесли жареное, закуски, кувшины с вином и медные кубки. Лежа на подушке под лимонным деревом, старик Сифакас наблюдал за ними. Две пчелы жужжали над его косматой головой, муравьи выползли из земли и цепочкой тянулись по его босым волосатым ногам. Старому капитану было приятно чувствовать муравьиное щекотание, вдыхать запах свисавших над ним лимонов.

– Где ж капитаны-то? – спросил он.

– Идут, вот они!

С трудом повернув голову, он увидел, как трое дряхлых капитанов, сбив набекрень фески и распустив пояса на суконных шароварах, в обнимку приближаются к нему.

– Держись крепче на ногах, – шепотом подбадривал один другого. – Не ровен час, опозорим свои седины!

– Ой, нет, братцы, сейчас упаду! – еле-еле вымолвил в стельку пьяный учитель, он вправду готов был рухнуть, хотя друзья и подпирали его с боков.

Хмельные капитаны едва не споткнулись о лежавшего на земле старика.

– Ну что, жив еще, орел?! – горланил капитан Мадакас. – А мы уж наелись-напились за упокой твоей души!

– То-то я гляжу, вы наелись! – проворчал Сифакас. – Недаром у вас при виде накрытых столов глаза так и засверкали. А ведь со вчерашнего дня роздыху своей утробе не даете! Может, уже довольно жрать да пить, может, пора уже и потолковать по-мужски?

Учитель хотел было с достоинством ответить, но язык его не слушался. Поэтому он смог только чуть пошевелить губами.

– Молчи, грамотей! – цыкнул на него Кацирмас и зажал ему рот ладонью. – Молчи, пьяное рыло, не срами товарищей! – Он повернулся к хозяину дома. – Долгих лет тебе, капитан Сифакас! – Он торжественно приложил руку к груди. – Мы рады, что застали тебя в добром здравии. Поели и попили всласть и еще столько же съедим и выпьем за твое здоровье! А там уж и потолкуем, куда нам торопиться!

– Нам некуда, – возразил старик, – а ему есть куда!

– Кому?

Сифакас указал пальцем на землю:

– Харону!

– Но нас все-таки трое, – заплетающимся голосом откликнулся Мадакас. – Трое да ты четвертый! А он один, так что пусть подождет!

Капитаны, точно по команде, пошатнулись, похожие на чудище о трех головах и шести ногах. Учитель едва не упал и не потянул за собой остальных, но те все же сумели с ним справиться и устояли на ногах. Внуки и невестки, глядя на пьяных вояк, не утерпели и покатились со смеху.

– Нечего зубы скалить! – сердито прикрикнул на них старик Сифакас. – Это большие люди, и вы их всяких почитать должны. А ну помогите им сесть за стол.

– Не подходи, голову размозжу! – взревел капитан Кацирмас. – Я сам могу идти! – Он оторвался от товарищей, сделал один широкий шаг и налетел на стол.

Наконец с грехом пополам капитаны уселись, налили себе в кубки вина. Учитель снял с плеча лиру, поставил на колени. Но прежде, чем ударить по струнам, схватил со стола кусок мяса и с жадностью вонзил в него зубы.