Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чарли в безопасности, дитя, – сказал Бергаст. – Он будет рад повидаться с тобой.
Мальчик кивнул сам себе.
На мгновение Генри почувствовал острый укол вины – настолько этот малыш был измотан. Все это время он боялся лишь, что мальчик не успеет вернуться, но страх этот не имел никакого отношения к благополучию ребенка; в этот момент доктор понял, что навсегда потерял какую-то часть себя. Но он жил слишком долго, мимо него чередой проносились многие десятки лет; он знал слишком много потерь, чтобы теперь задумываться об этой. Смерть для него была обычной частью любой жизни; для нее не было различий между молодыми и старыми. В свое время она придет и к нему. Горевать по этому поводу он не станет.
Заметив, что мальчик разглядывает перчатку в его руках, Генри спокойно сказал:
– Это принес мне мистер Овид. Мы надеялись, что она поможет нам вернуться в мир мертвых и освободить тебя. Как раз готовились пойти за тобой.
– Джейкоб Марбер, – прошептал мальчик. – Он нашел нас.
Бергаст поймал взгляд Бэйли, стоявшего в дальнем углу кабинета, и они многозначительно переглянулись.
– Ты видел Джейкоба? Точно?
Мальчик кивнул, подняв внимательные голубые глаза.
– Что еще ты помнишь?
– Я помню все.
Бергаст ощутил, как внутри него медленно разливается глубокое удовлетворение.
– Конечно, помнишь. Потому что ты часть орсина. Я хочу знать все, дитя. Полагаю, Джейкоб пытался украсть артефакт?
Мальчик снова кивнул:
– Но потом вернул его.
Доктор нахмурился. Он знал природу другра, знал, как сильно существу нужна перчатка, и не понимал, с чего бы Джейкоб Марбер стал отдавать ее.
– Он скоро придет сюда, – тихо добавил мальчик.
Бергаст подошел к картине на стене и сложил руки за спиной. В тусклом свете казалось, что покрывающие холст линии шевелятся и перемещаются.
– Значит, у них ничего не вышло, – произнес он. – Твоя мисс Куик и миссис Харрогейт меня подвели.
– С Элис все в порядке? – спросил мальчик дрогнувшим голосом.
– Ну… Она весьма находчива.
Мальчик, явно измученный, растирал лицо ладонями.
– Эта карта довольно необычна. – Доктор Бергаст указал на картину. – Если присмотреться, то увидишь, что она выполнена вовсе не чернилами. Это пыль, Марлоу. Она написана пылью; а холст сделан из человеческой кожи. О, ты встревожен? Не беспокойся; это кожа таланта, повелителя пыли, одного из старейших и величайших в своем роде; это было его собственное желание. Посмотри: пыль движется, даже сейчас. Это происходит потому, что тот мир, из которого ты только вернулся, находится в постоянном движении.
Бергаст наклонился вперед, и на мгновение на его лице отразилась глубокая скорбь. Он вздохнул:
– Это дар женщины, которую я не видел уже много лет. О, мы все теряли тех, кого любили; таков уж этот мир. У нее на стене висела точно такая же карта, и по мере того, как менялась одна, менялась и другая. Они были связаны, понимаешь?
Долгое время стояла тишина, лишь костяные птицы щелкали в своей клетке.
– Джейкоб не убивал мою мать, ведь так? – спросил мальчик так тихо, что Бергаст сначала не расслышал, а когда все же понял вопрос, то изумленно поднял глаза, осознав, что выражение лица выдает его.
– Нет, – нехотя ответил он. – Не убивал. Он сам тебе рассказал? А он рассказал, кем была твоя мать?
Мальчик уставился на свои колени и кивнул.
– Тогда ты понимаешь, почему я солгал тебе, – продолжил Бергаст. – Джейкоб Марбер – испорченная, мятущаяся душа. Твоя мать, к сожалению, гораздо хуже. Но тебе не обязательно становиться таким, как она. Я не хотел, чтобы правда… сбила тебя с толку.
– Чарли тоже так считает. Он сказал, что я не обязан быть таким, как она, что у меня есть выбор.
– Мудрые слова, – серьезно произнес Бергаст изменившимся голосом.
Вернувшись к камину, он сел рядом с мальчиком и повертел в руках старинную перчатку, разглядывая ее темные деревянные пластины. Он был весь буквально пронизан, наэлектризован осторожностью. Он был так близок к завершению того, над чем трудился столькие годы. Теперь нельзя допустить никаких ошибок.
– Ты знаешь, что это такое? – мягко сказал он. – Да, это перчатка. Но не только. Это хранилище знаний… своего рода книга. Книга, написанная до того, как у людей появился язык. Ты ведь умеешь читать? Тогда ты поймешь. Ты знаешь, каково это – проникать в чужой разум. Много-много лет назад я задался одним вопросом, и никто не мог на него ответить. Но вот это – он обеими руками сжал перчатку, поверхность которой, совершенно темная и неподвижная, абсолютно ничего не отражала, – вот это поведает мне то, что я хочу знать.
– Как? – с сомнением спросил мальчик.
– Я покажу, – улыбнулся Бергаст.
Он осторожно положил перчатку на диван, а потом разжег огонь посильнее и бросил ее в пламя. Та не сгорела, но раскалилась до такой степени, что ее бронированная поверхность стала прозрачной как стекло, а внутри заклубился серый дым. Доктор взял щипцы, вытащил перчатку из камина и подошел к мальчику.
– Надень ее. Не бойся – она довольно холодная, уверяю тебя.
Малыш хоть и не без страха, но все же сделал то, о чем его попросили. Надев перчатку, Марлоу с удивлением поднял глаза. Он не обжегся. На его маленькой руке перчатка, до сих пор остававшаяся полупрозрачной, казалась огромной; внутри нее рука мальчика напоминала упавший в реку камень. Бергаст опустился перед ним на колени и повернул его запястье, вглядываясь в стеклянную ладонь.
– Если ты хочешь, чтобы другр был уничтожен, если ты хочешь, чтобы твои друзья оказались в безопасности, то должен держать руку крепко и ровно.
– Как это работает?
Но мальчик уже будто знал ответ – знал и страшился его.
– Эта вещь сделана не в нашем мире, – сказал Бергаст, не сводя глаз с перчатки. – Чтобы она заработала, нужна искра из орсина. Это сделали не мы, и это не для путешествий туда. Это сделали они, чтобы попадать сюда.
– Они? – прошептал мальчик.
Но Бергаст не ответил. На мутной стеклянной ладони искаженно отразилось его собственное безумное лицо. За ним красиво клубился дым.
– Покажи мне, – прошептал он перчатке. – Покажи мне то, что я хочу увидеть.
Стены кабинета вдруг стали будто медленно растворяться, пока в комнате не остался лишь он один, с яростной целеустремленностью всматривающийся вглубь перчатки. И тогда он одновременно увидел все, что хотел: как привести другра к орсину, как удержать ее там и как перевести ее силу в собственное тело. Эти видения наполняли цвета, которые он не смог бы описать; на его лице сиял ослепительный свет; он не ощущал своего тела, своих мышц – ничего, лишь исходящую из его разума, подобно музыкальной ноте, неимоверную волю. Он понимал не все, что видел; ему как будто показывали образы на каком-то не совсем понятном ему языке, если образы вообще имели язык; а потом пластины перчатки потемнели, и он, часто заморгав, подался назад, вновь ощутив свою кожу, как будто ее только что натянули на его кости и плоть.
Но теперь он знал. Он знал, что делать.
Единственный способ уничтожить другра – заразить его. Он знал это уже давно, но не подозревал, что для этого нужна кровь изгнанника, потерявшего свои способности. Если таланты являются для другра пищей, то изгнанники – ядом.
Слегка дрожа, он поднялся на ноги. В животе у него урчало. Взяв у Марлоу перчатку, он посмотрел на него с отвращением. Артефакт увидел в этом ребенке то, что было скрыто от обычных глаз.
– Когда-то и я был талантом, – пробормотал Бергаст. – Тебе известно об этом? Хаэланом, как твой друг мистер Овид. Я думал, что после того, как потерял силу, от меня нет никакой пользы. Но теперь я понимаю, что тогда все только начиналось. Мир – это бесконечный поток; мой путь был лишь участком одной и той же реки.
Рука мальчика в том месте, где была надета перчатка, покраснела и покрылась испариной.
– Я поглощу силу другра, Марлоу, благодаря пустоте внутри себя. А та часть меня, что войдет в нее, уничтожит ее. Ибо она не сможет выжить в этом мире.
Он медленно провел рукой по бритой голове и посмотрел на свое полупрозрачное отражение в окне.
– Те из нас, кто утратил свои таланты, подобны опустошенным сосудам. Форма сохранилась, но содержимое утрачено. Но я верну себе все возможности, снова стану чем-то; меня наполнит сила другра.
Мальчик испуганно смотрел на доктора.
– Но мистер