Опытный служитель заповедника как в воду глядел. Опрометчивый прыжок самца гну на камни перепугал не только наблюдавших за драмой людей, но и сородичей. Берег опустел, и животные, которые так долго не могли собраться с духом, вновь стали неуверенно топтаться поодаль от переправы.

Бросок отменялся или по крайней мере надолго откладывался. А ведь начало дня не предвещало неудачи. От гостиницы до реки Мара было километров 50, поэтому выехать пришлось с рассветом. В утренней прохладе нежились буйволы, шли по своим делам слоны, заботливо укрывая малышей в середине стада, резвились газели Томпсона и импалы. Сезон миграции – лучшее время, чтобы увидеть экзотический животный и растительный мир Масаи-Мара во всем многообразии.

Чем ближе была река, тем больше попадалось гну. Нескладные, но от этого не менее симпатичные, они шли друг за другом, след в след, нескончаемой цепочкой. С высоты старых термитников, словно с постаментов, на воинство гну гордо взирали самцы антилопы топи – страшные собственники, ревниво охранявшие свою территорию.

Стройная череда гну черным пунктиром прочерчивала золотистый травяной покров саванны, похожий на пшеничные поля. Не зря масаи назвали район Мара, что на их языке означает пестрый, пятнистый.

Безбрежные просторы украшали редкие зонтики акаций, расставленные с безупречным вкусом. Один из ее видов, дерево желтой лихорадки, получил название по недоразумению. Кто-то из первых белых поселенцев, остановившийся отдохнуть под его высокой кроной, заболел и решил, что оно виновато во внезапно возникшей хвори. Второй вид, низкорослая свистящая акация, именуется так по праву. Ветки дерева служат домиками для муравьев. В дырочки-входы, просверленные насекомыми, влетает ветер, постоянный спутник равнин Масаи-Мара. Свист, мелодичный или резкий, в зависимости от силы дуновения, – предупреждение непрошеным гостям. А если они непонятливы, тем хуже для них. Стоит жирафу или антилопе начать жевать листья, как на ветку высыпают взбешенные муравьи и набрасываются на агрессора. Для языка, даже такого шершавого и толстокожего, как у жирафа, их укусы чувствительны, и животное спешит удалиться.

Взаимовыгодный союз насекомых и деревьев действует, и весьма успешно. Не менее поразительна и история Великой миграции. Когда едешь по девственным, холмистым равнинам Масаи-Мара, кажется, что она была всегда. Неудержимо тянет написать: как и миллион лет назад, перед моими глазами живыми волнами плещутся тысячные стада антилоп-гну… Но это было бы неправдой. На самом деле миграция – явление новое, насчитывающее несколько десятков лет. Еще в середине XX века о массовых перемещениях животных, подобных нынешним, никто не знал.

Кенийский заповедник – маленькая частичка единой экологической системы. Вторая, основная часть, называется Серенгети. Поскольку она находится в Танзании, после получения двумя африканскими странами независимости от британской короны им пришлось решать непростую задачу. Масаи, живущие в обоих государствах, стали активно осваивать заповедные земли, захватив площади, отведенные диким животным. С другой стороны, фауна, попав под охрану, стала размножаться быстрее. Сыграли роль и прививки масайских коров от чумы рогатого скота. Болезнь была основной причиной гибели гну, пасшихся рядом с домашними животными. В наши дни антилопы практически избавлены от напасти, долго косившей их вид. С 1950 по 1992 год численность гну возросла со 100 000 до полутора миллионов. Намного больше стало зебр и газелей.

Пастбищ не хватало, и все три вида отправились на поиски сочной травки. С ноября по январь, когда выпадают дожди на юге Серенгети, животные пасутся там. Затем, с приходом засухи, гну, зебры и газели постепенно перемещаются все дальше на север. Наконец, в июле-августе, в зависимости от особенностей погоды в каждый конкретный год, они переходят через государственную границу и оказываются в Кении. По пути им приходится преодолевать реку Мара и становиться легкой добычей многочисленных хищников. В октябре-ноябре стада уходят обратно в Танзанию. Система трансграничных перемещений действует исправно. В результате миграции гну получают сочные пастбища, а хищники – три месяца беззаботной, сытой жизни.

Пока гну трусливо жались подальше от берега, переживая падение своего несостоявшегося лидера, я разговорился с егерем. Парень оказался настоящим старожилом, помнил назубок миграции за пару десятилетий: и удачные, и провальные. Он поведал о временах, когда Масаи-Мару усеивали миллионы травоядных и тысячи плотоядных обитателей саванны, и о небывало засушливом 2000-м годе, когда малочисленные стада гну в панике метались из Танзании в Кению и обратно, не находя обильного корма ни в одной из стран. В тот год миграции не было вовсе.

Мой первый миграционный сезон для антилоп выдался неплохим. Влаги выпало достаточно, и они долго отказывались переходить из Серенгети в Масаи-Мару. Тысячи туристов день за днем понапрасну дежурили на берегу. Стада мирно паслись на другой стороне Мары, не выказывая желания кидаться в крокодилью речку.

Бесконечно выжидали гну и сейчас. Лица туристов мрачнели с каждой минутой. Как бы извиняясь за несознательную дикую животину, сопровождавшие группы кенийцы смущенно разводили руками.

– Может, еще пойдут, – попробовал успокоить егерь. – Гну никогда не переходят по одному и тому же броду. Им все одно, где идти. Вполне возможно, найдут другое место и скопом туда бросятся.

Всеобщее разочарование не передалось только стервятникам. Их становилось все больше. Несколько птиц зависли в небе, не меньше дюжины расселись по деревьям, еще столько же примостились на берегу. Пернатых любителей падали не смущала близость антилопьих копыт. Но так только казалось. Стоило стаду, оправившись от испуга, вновь собраться, подтянуться к реке и вплотную приблизиться к застывшей, словно скульптурная композиция, хищной компании, как птицы, словно по команде, расправили крылья и бодро взмыли в воздух.

Солнце достигло зенита. Удобные для наблюдения крыши машин опустели. Люди, устав от долгого напряженного ожидания и жалящих лучей, укрылись в салонах и занялись перекусом, трепом, книжками. Устойчивый дух сухой травы, ставшее привычным отрывистое, словно извиняющееся мычание, журчание воды окончательно убаюкали бдительность. Когда большинство очнулось и скинуло оцепенение, долгожданная переправа была в разгаре.

Новый лидер, скользя копытами по покатому каменистому склону, уже выбирался на противоположный берег. За ним тянулся лес круто изогнутых рогов. Антилопы рвались вперед, что есть мочи, выпрыгивали над водой, спотыкались, падали, тут же вскакивали вновь.

Сильное течение постепенно сносило животных с переката вниз, в тихую заводь. Боковое зрение отметило необычное движение. Отвлекшись от борющихся с течением гну, я увидел, как в направлении антилоп плавно, не поднимая ни малейшей волны, скользили три предмета, похожих на торпеды. Крокодилы. Они приближались как роботы: сильные, бесстрастные, безжалостные.

– Ну же, держитесь! Не уступайте! Только не в заводь! Только не к этим чудовищам! – твердил я про себя.

Судя по выражению лиц туристов, не я один переживал и мысленно подбадривал выбивавшихся из сил гну. Заклинания не помогали. Расстояние неумолимо сокращалось, и вот уже одна из торпед врезалась жертве в бок. Конец? Нет! Крокодил даже не открыл пасть. Несколько мгновений, и антилопа выскочила на берег.