– Они сыты, – услышал я знакомый голос егеря. – Миграция идет не первую неделю. К тому же крокодилу много пищи не надо. Он ест нечасто и очень медленно переваривает. В этот сезон добычи вокруг столько, что крокодилы складируют свои жертвы про запас. Затаскивают туши антилоп под подводные коряги или под камни.

Получается что-то вроде холодильника. Удобно и практично. По мере надобности рептилии извлекают очередной обед со дна речного и вновь насыщаются на несколько недель.

Иллюстрация к рассказу лежала в пяти метрах, на берегу Мары: толстая, самодовольная, неспособная сдвинуться с места желтоватая туша. Инстинктивно я отскочил назад, хотя береговой откос надежно защищал от нападения коротконогого чудища.

Лучше поберечься. Основания для такой бдительности имелись. С крокодилами у меня связана история, которая теперь, из российского далека, вызывает усмешку, а тогда чуть не довела до нервного срыва. Дело было по пути из Замбии в Зимбабве, куда я ехал, чтобы подготовить материалы о диких животных Африки.

Началась она с вывески, гласившей: «Есть ли жизнь после смерти? Войди – узнаешь». В бывших африканских колониях Британии такая табличка обычно вывешивается на воротах, чтобы дать понять потенциальным ворам и грабителям, что на легкую поживу надеяться не стоит, как и мечтать о том, чтобы без особых хлопот разжиться чужим добром. В общем, английский аналог нашего «Осторожно, злая собака!» Обычно к такому объявлению прилагается грозная морда четвероногого защитника хозяйского имущества с хищным оскалом.

Табличка красовалась на ничем не примечательном замбийском заборе и, скользнув взглядом по примелькавшейся надписи, я было собрался прибавить газу, но тут же пришлось переменить решение и дать по тормозам. Вместо очередного бульдога, питбуля или овчарки рядом с приглашением изведать загробную жизнь красовалась длинная пасть крокодила.

Занятный поворот темы, подумалось в тот момент. В Замбии эта рептилия не такая уж диковина, но о том, что ее используют в качестве домашнего животного, слышать не доводилось. Владелец фермы отыскался быстро. Не успела осесть поднятая машиной красноватая пыль, как на настойчивые гудки из ворот вышел коренастый белый южноафриканец.

Ничего интересного он не сообщил. За забором оказался небольшой крокодилий питомник, всего несколько десятков гревшихся на солнце тушек. Как я ни старался, разочарования скрыть не удалось, и мы оба почувствовали угрызения совести: я – за проявленную бестактность, а он, вероятно, за то, что не оправдал мои ожидания. Чтобы восполнить пробел, хозяин стал так настойчиво приглашать в дом, что отказаться было невозможно. Ничего странного. Африка не Европа, там люди общаются охотно и довольно сердечно.

Несколько минут спустя мы сидели на зарешеченной, обвитой зеленью веранде и беседовали о том о сем за чашкой крепкого юаровского чая «Фиф розен», то бишь «Пять роз». Вокруг стояла мебель из плетеных прутьев и толстых досок с нарочитыми трещинами, а в дверном проеме виднелся марлевый полог от комаров, статуэтки на камине, грубоватая керамика… В общем, типичный стиль сафари, который доводилось множество раз встречать и до и после.

Из этой первой остановки в статью ничего не вошло и, наверное, она вовсе стерлась бы из памяти, как имя южноафриканца, если бы не один эпизод. Пока повар и служанка готовили и накрывали на стол, хозяин предложил покататься по озеру, примыкавшему к питомнику. В середине был островок, куда он направил лодку. Не успел ее нос коснуться тверди, как я прыгнул на крошечный скалистый пятачок под крики: «Стой, назад, назад!»

Еще в воздухе я понял свою оплошность. То, что показалось мне ноздреватой коричневой скалой, на которой можно спокойно постоять, было слившимся с островком двухметровым упитанным крокодилом. Не помню, как влетел в лодку. Уверен только, что обратный прыжок занял гораздо меньше времени. А монстр лишь лениво повернул голову и вновь застыл в блаженном, теплом покое.

– Я хотел его тебе показать, а тебе, видно, не терпелось к нему на обед, – насмешливо выговаривал на обратном пути хозяин фермы. – Может, лучше отобедаем у меня?

После пережитого трапеза показалась божественной. Особенно вкусным было нежное блюдо, приправленное приятным, слегка пряным соусом.

– Ну, как? – поинтересовался хозяин.

– Превосходно, – похвалил я. – Только никак не могу понять: это рыба или птица?

Хозяин, казалось, только и ждал такого ответа и зашелся в довольном хохоте.

– Ни то ни другое, – отсмеявшись объяснил он свою реакцию. – Это он и есть. Крокодил.

Потом, в Зимбабве, я не раз бывал на больших крокодиловых фермах, держал в руках маленьких, но уже кровожадных, норовящих вонзить в тебя острые зубки крокодильчиков, видел, как взрослые крокодилы проглатывают брошенных им на съедение кур. И по возможности прилежно следовал прочитанному в одном из ресторанов совету: «Съешь крокодила прежде, чем ему захочется съесть тебя». В общем, когда подворачивался случай, с удовольствием заказывал бифштексы, эскалопы, бефстроганов, шашлыки из крокодилятины. За это время я твердо усвоил, что в пищу и на выделку кожи годятся только хвосты особей в возрасте от одного до четырех лет, потому что у тех, кто моложе, есть нечего, а у тех, кто старше, плоть и шкура уже слишком грубые.

Каждый раз, приступая к блюду из крокодила, я вспоминал лукавый взгляд того южноафриканца и его вопрос:

– Ну, так все же – рыба или птица?

Ответа на него я не нашел. Скажем так: все зависит от искусства повара. Неплохие шефы работают в найробийском ресторане «Карнивур», то есть «Хищник». Там подают только дичь. Официанты ставят на стол флажок и обходят клиентов с шампурами, на которых нанизано мясо большинства диких африканских животных, страусов и крокодилов. Подносить угощения прекращают только тогда, когда пресытившийся посетитель опустит флажок, признав себя побежденным.

Но Масаи-Мара – не «Карнивур». Там крокодилы сами могут выбрать себе на обед кого угодно, хотя они – не единственные, кто в сезон миграции кормится на убой за счет несчастных гну. Антилопами утоляет голод почти все живое. Как рассказали мне в расположенной в заповеднике исследовательской станции, самые прожорливые и многочисленные хищники – стервятники. Трудно поверить, но, по статистике, они ежегодно съедают тысячи тонн мяса гну – больше, чем львы, крокодилы, гиены и шакалы вместе взятые.

Как всегда в природе, любой процесс, в том числе пожирание гну – глубоко гармоничен и взаимно полезен. Животных, ослабевших или заболевших в ходе сухопутного странствия, приканчивают львы. Особей, утонувших, переломавших ноги или позвоночник в ходе переправы через Мару, – крокодилы. За львами доедают гиены, способные за один присест проглотить треть собственного веса. Их неприхотливый желудок переваривает все без разбора: копыта, кости, шерсть.

Крокодилий желудок тоже растворяет любую субстанцию, но рептилии не умеют жевать. Они отрывают куски, впившись в тушу зубами и поворачиваясь в воде вокруг своей оси, затем поднимают вверх морду, широко раскрывают челюсти, и добыча целиком проскальзывает в пищевод.