– Что-то здесь не так, уж очень подозрительно, – не давала покоя неуютная мысль.

Недоразумение разрешилось, когда слева по ходу движения возникли аккуратные корпуса школы имени президента Мои, воздвигнутые на территории президентской фермы. В то время глава государства доживал на высоком посту последние дни, но и незадолго до его ухода на пенсию учебное заведение продолжало щедро финансироваться. Как намекали оппозиционеры, явно не из личного кармана политика. Справедливости ради стоит добавить, что пришедшей на смену правительству Мои оппозиции вопиющих случаев казнокрадства и прочих злодейств у предшественников обнаружить не удалось. Минул год, прошел другой, и на фоне повальной коррупции новых властей бывший президент стал восприниматься чуть ли не как образец аскетичного правителя. Как вождь, привыкший довольствоваться самым необходимым.

По соседству, в районе, населенном календжин, находилась одна из резиденций Мои – самого известного выходца из этих мест. Вполне естественно, что дорога на родине лидера страны, в отличие от большинства районов Кении, содержалась в образцовом порядке. До поры до времени, разумеется. После отставки и прихода к власти оппозиции выбоины появились и на этом участке трассы, ведущей от Накуру к Богории. В тот день, однако, безупречное асфальтовое покрытие в глубинке – вещь невиданная ни в округе, ни в самой столице – запомнилось гораздо больше, чем линия экватора.

До самого озера по обеим сторонам шоссе то и дело попадались козы. Они деловито сновали взад и вперед в поисках пищи, хладнокровно переходили дорогу, не обращая внимания на несущиеся автомобили. В условиях, когда солнце жарит немилосердно, осадки редки, а за каждым самым маленьким пожухлым листочком надо тянуться изо всех сил, козы чувствовали себя как рыба в воде. Жареная козлятина значилась главным блюдом в меню гостиницы, куда я добрался к вечеру. Привычных в окрестностях Найроби пузатых прожорливых коров с огромными рогами и горбами нигде видно не было.

На следующее утро, когда портье разбудил меня, за окном еще была непроглядная темень. Предстояло не меньше получаса пути, а на место надо было поспеть к рассвету. Въезд в Национальный парк Богория никто не охранял. Проскочив незапертые ворота, машина покатила по наклонной. В свете фар то и дело мелькали скакавшие через узкую дорогу антилопы.

Наконец, показалась небольшая площадка. Дальше пути не было. Стоило заглушить мотор, как со стороны озера, слегка проступавшего через черноту ночи, донеслись знакомые с детства звуки: га-га-га.

«Господи, откуда здесь гуси?» – пронеслось в голове.

И сразу, перебивая нелепый вопрос, ударила догадка:

«Да ведь это… Ну конечно! А кто же еще?»

На экваторе утро разливается так же быстро, как густеют сумерки. Через несколько минут кое-что уже можно было различить. Впереди, в нескольких десятках метров, берег заканчивался. У его кромки из камней бил невысокий гейзер. Над водой струился пар, а в нем что-то шевелилось, двигалось, гоготало. Еще немного, и стало окончательно ясно: звуки, так похожие на гусиные, издавали фламинго.

Над самой водной гладью словно зависло гигантское облако, сотканное из тысяч и тысяч птиц. Озеро, похожее на картах на узкую ленту, вытянулось в длину на 13 километров. И на столько же простерлось живое облако. Вот над горной оправой Богории показался краешек солнца, и облако вмиг окрасилось в нежно-розовое. 13 километров фламинго – уникальное, чарующее, изысканнейшее зрелище.

Вблизи жизнь элегантных обитателей предстала довольно прозаичной. Непрерывная ходьба, почти постоянно опущенный в воду клюв, частые препирательства и драки с соседями. Рядом с гейзером в неловких позах застыли несколько обварившихся мертвых птиц. Неподалеку, настроившись на плотный завтрак, терпеливо ждали, пока уйдут люди, любители падали марабу. Фламинго, не обращая внимания на трупы сородичей, методично прореживали воду, поминутно ссорясь, крича и наскакивая друг на друга.

Солнце поднялось над холмистым горизонтом. На стоянку начали подруливать автомобили, и к гейзеру устремились шумные ватаги туристов. Одни – с фотоаппаратами и видеокамерами, чтобы сняться на фоне фонтана и птиц, другие – с кукурузными початками и яйцами, чтобы проверить, можно ли сварить их в бесплатном природном кипятке, как обещали путеводители. Настала пора отправляться в обратный путь.

Вокруг Богории множество горячих источников, считающихся целебными. Один из них подвели в гостиничный бассейн. Это была главная «фишка» отеля, в остальном заурядного. Нежась перед отъездом в теплой воде, благотворной для кожи и поднимающей тонус, я вспоминал разговор в Национальном парке Накуру с Уильямом Кипкемои.

– Фламинго можно увидеть во многих фильмах и книгах, но изучены они мало, – говорил служитель. – Меня постоянно спрашивают, почему птицы покинули наше озеро и отправились на Богорию. Но я этого не знаю. Никто не знает.

Есть несколько теорий, которые объясняют причину неожиданных миграций фламинго. Некоторые ученые убеждены, что с Накуру птиц согнало повышение уровня воды в озере. Это уменьшило концентрацию солей и соды, в результате чего изменился баланс, благоприятный для развития голубых и зеленых водорослей, которыми в основном питаются пернатые. Однако известно, что в 1970-е годы, когда воды было еще больше, фламинго покидать Накуру не спешили. Лишь раз в год они улетали на озеро Натрон, в Танзанию, чтобы вывести там птенцов, а затем неизменно возвращались.

Согласно другой теории, бежать с озера фламинго вынуждает как раз понижение уровня воды, которое приводит к уменьшению количества водорослей, а стало быть, и пищи. Третьи убеждены, что все дело в чрезмерно активной деятельности человека. Вокруг Накуру слишком много ферм, слишком много крупного и мелкого рогатого скота, доказывают они. Постоянный выпас, ирригация не могут не привести к тому, что птицы начинают искать места поспокойнее.

Как бы там ни было, но фламинго непостоянны и загадочны. Они частенько меняют место жительства. То переберутся на Богорию, то перелетят на Элементейту, то облюбуют Натрон, то Магади, а то начнут вновь обживать Накуру. Каждое переселение заставляет кенийских экологов хвататься за сердце.

– Не исключено, что совершенно напрасно, – полагает Кипкемои.

Возможно, что миграции, подобные нынешним, совершались и прежде. Просто о них не знали.

– С чего защитники природы взяли, что Накуру должно быть единственным местом обитания фламинго? – рассуждал вслух Уильям. – Уж не оттого ли, что прежде до других озер человеку было не добраться?

Мне тоже не раз приходилось выслушивать стенания экологов, не подкрепленные доскональным знанием предмета. В главах, посвященных судьбе африканских слонов и модной теории глобального потепления, мы об этом поговорим обстоятельно. А сейчас хотелось бы продолжить тему рассказом о злоключениях… сорняка. Само собой, не простого, а особенного, одно время превращенного прессой во всемирную «звезду». Его обвиняли во всех смертных грехах, а потом, повнимательнее изучив, выяснили, что растение по-своему полезно. Если воспользоваться расхожими терминами из лексикона защитников природы, то получается, что благодаря ему сохранилось «биоразнообразие уникальной озерной экосистемы».