– Да, как тридцать лет назад! – прорыдала (или – как младенец прохныкала) хозяйка; она тоже поднималась (ценой безобразия) из бездны прошлого – и совокуплялась со своим прошлым.

Она – тоже почувствовала себя юной и видела себя совсем в другой обстановке совсем другой квартиры: это действительно был притон, никогда не бывавший богемным приютом; «эта» квартира (выплыв из её давно задавленной медикаментами памяти) оказалась низкопробной «малиной».

Существовала она (ещё лет тридцать назад) здесь же на Сенной – совсем-совсем от нынешней квартиры хозяйки неподалеку; в отличие от Стаса (находящегося в своей реальности), женщина проснулась в своём «здесь и сейчас» (разве что «здесь и сейчас» – были «тогда»).

– Не надо! Прошу вас! – бился за стеной человеческий крик.

Стены были картонными, акустика – превосходной (перемычки, во времена торжества революционного пролетариата поделившие «под себя» чуждый им простор сознания, ни от чего не могли оградить); разве что – каждой корпускуле даровать свободу собственного суицида.

Она – распахнула глаза; но – ничего ей не далось увидеть (кроме кромешных криков). Ведь вокруг неё самой было темно и тихо.

Она (конечно же) в этой темноте была не одна; но – сейчас она очень хорошо понимала свое одиночество. Будучи притиснута к стене одурманенным телом надышавшегося хитрых самокруток мужчины.

– Пожалуйста! Ну пожалуйста! Не-е-т! – кричали за картонной (отделившей её обыденноплоскую землю от прочих плоских миров) перегородкой.

Тогда – она стала легкой и (как выдох) взлетела, причём – переметнув себя чужое (мужское) тело; причём – тоже теплое и мускулистое, причём – тоже как бы парящее (благодаря пропитавшей плоть «дури»); она – оттолкнулась от картонной (о которую лупили копыта Дикой Охоты) стены.

По пути к двери – она ещё успела миновать брошенный на заблеванный пол матрац и – на нём тело некоего неизвестного старика (погрузившегося в свою нирвану); миновала разбитое кресло и – ещё одно старое тело в нирване (явно – соратника «предлежащего» старика); она – не смогла полететь; но – она подбежала к двери!

Которая оказалась заперта.

– А-а-а-! – кричали за стеной; более того – кричала сама картонная стена; более того – стена – (словно бы) багрово полыхала от крика.

Она – ещё успела крикнуть:

– Откройте мне дверь! Дайте мне ключ! – она прянула обратно и вернулась к мужскому мускулистому телу; она схватила его за плечо и стала трясти и умолять, умолять и трясти; но – вытрясла лишь удивленный вопрос:

– Что такое? – голос был теплым от сна.

– Открой дверь! Немедленно!

На что теплый (от бесконечного сна) голос – её как и не слыша, ответил странное:

– Не мельтеши! Не рассыпайся на бабочек и светлячков! Спи! Даже если твой сон окажется кошмаром, все равно гордись: он только твой.

Она не слышала. Она ещё успела крикнуть:

– Открой!

Голос резонно спросил:

– Зачем? Там то же, что и здесь.

Сама не понимая, что говорит, она ответила лютую правду:

– Там моя младшая сестренка!

Тёплый голос (ничуть не утратив сна) жестко ответил:

– Что, насилуют – только твою сестру? Принуждают рожать (друг друга) в смерть? Сподобились – сами пришли в этот мир, и теперь этот мир (сотворенный по вашему образу и подобию) за вас взялся.

Потом голос сна кончился. Мужчина почти пробудился и сказал:

– А-а… – голос оказался (как и глаза говорившего) мутным. – Сподобились! Насилуют-таки… Я и не верил, что силу сыщут – после «дури»! Я вот – на тебя не сыскал пока.

Потом он закрыл мутные глаза. Сон тотчас к нему вернулся, и он сказал:

– Вы хотели быть только собой и теперь ропщете.

Она собралась ноготками вцепиться в его лицо! Но он был во сне, а она – осталась наяву: она промахнулась, ибо – иначе и быть не могло.

Она попыталась ещё. Тогда он (как бы объясняя и даже глаз не открыв) легко перехватил её руку; и лишь потом он (сквозь веки) соизволил на женщину взглянуть: (поначалу) даль такого взгляда могла бы ужаснуть!

Потом даль истаяла, и остался пустой взгляд сквозь веки.

– Разве ваша природа, наделив вас силой, необходимой для того, чтобы подчинять вашу природу вашим желаниям, не солгала вам (одновременно – якобы доказав), что вы имеете на это право?

Конечно же – всё это ей послышалось. Она убедилась в этом, когда он открыл мутные глаза и – заговорил по человечески:

– Да и тебя мы тоже собирались, понимаешь? А потом – все притомились, так что – тебе до утра повезло. Будешь это правильно понимать, будет и дальше везти. Не буди лиха, утром довершим остальное.

Отшвырнув её легкую руку, он заворочался в своей преисподней и отвернулся от неё, и спокойно (снов уже не видя) уснул. А она – так и не смогла.

Сон стал ей сниться – только сейчас, через тридцать лет. Снилось ей – она подняла Стаса из мертвых; но – лишь утром восстал он с её ложа.

Был он нагой, прозрачноглазый и (как кузнечик среди трав) мускулистый – оказался он ошеломляюще молод и уже не был (благодаря ей) маленьким мёртвым богом.

А она спала и (впервые за тридцать лет) видела сон Возрождения. Она видела, насколько вечна и насколько напрасна надежда. Не видела она лишь одного: что и у её настоящей жизни больше не останется иллюзий по отношению к ней самой.

Такою ценой вернул себе жизнь незнакомец – если возможно назвать вечной жизнью этот дантов круговорот возвращений.

На стене её комнаты висело старое зеркало – в котором Стас сначала отразился, а потом это отраженное «вчера» вышло из жизни.

Итак – итог: Стас открыл глаза! И оказался во тьме запертой раздевалки спортклуба, причём – и рядом, и на с остывающих телах убитых им людей; более в клубе живых не было (так он надеялся); потом – он встал и пошёл среди мертвых, проходя между и не касаясь (так он надеялся).

Во тьме он подошел к запертой двери и не стал пробовать