– Ни одного, – засмеялась Настя. – Дажепсихически нормального миллионера и то не усматривается.

– Ну что ж, будем считать, что мы договорились. Сегодняже чрезвычайная комиссия по налогам узнает из доверенного источника, чтоогромные деньги, отпускаемые государством на программу борьбы с неуплатойналогов, транжирятся черт знает как, особенно много злоупотреблений по учебномуцентру.

– Какие, например?

– Анастасия, не стройте из себя наивную, –поморщился генерал. – Любые. Например, наряду с подготовкой специалистовдля работы в крупных коммерческих структурах в этом центре на коммерческойоснове готовят бухгалтеров. Организовали платные курсы и обучают кого ни попадяза бешеные деньги. Насколько я понимаю, официальная подготовка специалистов тамдолжна вестись по двум направлениям: бухгалтерский учет и экономический анализ,с одной стороны, и основы оперативной работы – с другой. Стало быть, люди,преподающие экономические дисциплины, там есть. Так что версия о платных курсахболее чем правдоподобна. Этого будет вполне достаточно, чтобы накрыть учебныйцентр внезапной проверкой.

Он кинул быстрый взгляд на часы и повернул в сторону выхода.

– Наше время истекло, пора на службу двигаться. Вы кудасейчас? На Петровку?

– Куда ж еще, – вздохнула Настя.

– Не слышу энтузиазма в голосе, – насмешливоподдел ее Иван Алексеевич. – В былые времена вы рвались на работу и нехотели оттуда уходить.

– Я ведь объясняла вам…

– Конечно, я помню. Помню, как вы лили слезы на моейкухне и умоляли спасти вас от злого начальника. Но я полагал, что это была лишьминутная слабость. Неужели я ошибся в вас?

– Вероятно, ошиблись. Я до сих пор не передумала.Закончу с этим делом и напишу рапорт.

– Не торопитесь, Анастасия.

– Не удерживайте меня, Иван Алексеевич. Я готова ктому, что вы будете плохо думать обо мне, но работать с Мельником я все равно небуду. Я не могу. Скажу вам больше: я не могу больше работать в уголовномрозыске.

Заточный остановился, повернулся к ней лицом и посмотрел вупор.

– Это нечто новенькое. Не хотите обсудить это со мной?

– Не хочу. Раньше хотела. Но вы мой порыв как-то неподдержали. У меня сложилось впечатление, что мой визит к вам вас раздражал итяготил. Не беспокойтесь, Иван Алексеевич, я больше не буду приставать к вам сглупостями. Это действительно была минутная слабость. Мне казалось, что мыдрузья и я могу прибежать к вам со своими бедами. Я признаю, что неправильнооценила ситуацию, генерал не может быть жилеткой для рядового опера. Простите.

Она говорила, глядя прямо в желтые глаза Заточного, и глазаэти больше не согревали ее теплым светом, как раньше. Они были холодными исерьезными.

– Не прощаю. Вы обиделись на меня? Наверное, этоправильно. Любая женщина на вашем месте обиделась бы. Но я не стану приноситьвам извинения. Я повел себя так, как счел в тот момент нужным и правильным. Иесли вас это обидело – что ж, значит, так тому и быть. Пойдемте, времяподжимает.

Они миновали выход из парка и быстро шли к метро, гдегенерал оставил машину.

– Вас подвезти? – спросил он, доставая из карманапальто ключи.

– Нет, спасибо, я на метро доеду.

– Вы что, до сих пор на меня дуетесь?

– Что вы, нет, конечно. Иначе разве стала бы вамзвонить с просьбой о встрече.

– Не кривите душой, Анастасия.

Он подошел к ней совсем близко. Теперь его глаза снова былитеплыми, как две лужицы расплавленного золота, белоснежные зубы сверкали вулыбке.

– Если вы сердитесь и обижаетесь на меня, но все-такипришли ко мне с разговором о преступлениях, которыми вы занимаетесь, этоозначает, что вы по-прежнему любите свою работу, она для вас выше всего, в томчисле и выше ваших дурацких амбиций и обид. Так что не смейте мне рассказыватьо том, что не хотите больше работать в розыске.

Настя с трудом оторвала взгляд от его желтых сияющих глаз.Она никогда не могла понять, чем он так привораживает ее. Они знакомы безмалого два года, и все это время она чувствовала, что не может сопротивлятьсяэтому человеку. Она не может на него сердиться, что бы ни случилось.

– Разве нет другого объяснения? – спросила она,стараясь не поддаваться теплу, льющемуся из его глаз.

– Есть. Но вас оно тоже вряд ли устроит. Вы хорошо комне относитесь и просто не можете на меня сердиться. Все, Анастасия, времявышло. Еще раз спрашиваю: поедете со мной до центра?

– На метро быстрее получится. Спасибо.

Настя постояла некоторое время на тротуаре, глядя вследудаляющейся машине Заточного. Ей спешить некуда, генералу на работу к девяти, аей – к десяти.

* * *

Звонок в дверь застал ее врасплох. Настя недавно пришла сработы, в очередной раз выдержала борьбу с собственным отвращением к еде изаставила себя что-то сгрызть и теперь готовилась залезть под горячий душ. Онаникого не ждала.

«Не открывать? – мелькнула мысль. – Ничегохорошего внезапные вечерние визиты обычно не приносят. Впрочем, это может бытьпросто соседка».

Настя посмотрела в глазок и тут же открыла дверь. На порогестоял отчим с большой сумкой в руках.

– Папа?

Она отступила на шаг, пропуская его в квартиру и стараясьскрыть охвативший ее ужас. Как вести себя с ним? После того вечера, когда онавсе поняла про него, Настя разговаривала по телефону только с матерью, котораяисправно звонила каждый вечер. Вряд ли ей удастся справиться с нервами и невыдать себя, Леонид Петрович знает ее как облупленную, и что тогда? Выяснятьотношения? Задавать вопросы, которые нормальная дочь никогда не позволит себе задаватьлюбимому отцу? Как быть? И вообще, зачем он явился?

– Извини, я без звонка, – добродушно произнесЛеонид Петрович. – Ты одна?

– Конечно. Лешки же нет, а гостей я так поздно неприглашаю. Что случилось, папа?

– Ничего. Привез тебе продукты. Мама уверена, что тыопять голодаешь, но понимает, что заставить тебя приехать к нам вряд лиудастся.

– Раздевайся.

Отчим снял куртку и ботинки, вытащил Лешкины домашниетапочки.

– Угости отца чаем, ребенок, – сказал он, проходяна кухню.

Настя включила чайник и принялась выгружать из сумкипродукты. Руки у нее дрожали, и она боялась, что Леонид Петрович это заметит.Выяснять отношения с ним она не собиралась и с горечью думала о том, чтовпервые за всю свою жизнь не чувствует себя рядом с ним легко и спокойно. Неужелией теперь всегда придется жить с этим грузом на сердце?

– Что происходит, ребенок? – спросил он, пытливоглядя на нее.