Вдруг собеседник схватил девушку за руку и проворно потащил в колеблющийся туман.

— Эй, стой! — запоздало крикнул Вадим. Вскочил с лежанки, но было поздно: голубая стена дыма уже сомкнулась за промелькнувшими телами. Вокруг творилось непонятное.

С удивлением заметил подозрительного типа, вольготно устроившегося на диване, где только что лежал он сам. Похоже, тот был изрядно навеселе, время от времени заливался хохотом, потом, опрокинувшись на спину, судорожно вздевал руки, требуя спасать какую-то девушку. Неприятный лысый тип, здоровый и наглый. Вглядевшись, понял, что смотрит на себя.

Многие замечали, что на фотографиях выглядят не так, как в жизни. И это действительно так, поскольку мы видим себя со стороны только в зеркале. Но зеркала врут, они меняют местами правую и левую стороны, а человек несимметричен. Если у вас скошен нос направо, то в зеркале он смотрит в другую сторону. Родинка на левой щеке перебежит на противоположную.

А левую и правую стороны наш мозг воспринимает по-разному. Снисходительно оценивает правую часть и беспощадно критикует левую. В итоге мы не можем узнать себя со стороны, потому что думаем, что выглядим иначе.

Сообразив, кто перед ним, Вадим решил, что, скорее всего, умер. Однако в этот момент тип на диване вновь перевернулся, теперь набок. Получалась неувязка: труп не должен вертеться как уж на сковородке.

Тут оставшиеся запоздало вскочили со своих лежбищ. В комнате оказалось не протолкнуться, поскольку каждый имелся в двух экземплярах. Хотя чувствовалось, что все так же, как и он, изрядно заторможены.

Ясность внесла София:

— Эй, слухи о нашей смерти преувеличены. Мы не умерли, просто сознание отделилось от тела. Некоторые наркотики на такое способны, думаю, вернёмся через пару часов.

Откуда она только всё знает! Вадим решил поразмыслить над словами Софии позже. Сейчас следовало подумать об Ольге. Та присутствовала лишь в виде распростёртого тела.

Порой озарение снисходит ко всем сразу.

— Ольгу похитили? — объявил Вадим одновременно с Андреем. Голоса звучали глухо, словно на замедленном воспроизведении.

— Воистину похитили, — отозвался сонный Максим.

Вадим пытался собрать разбегающиеся мысли. Наконец, тихо и неторопливо сказал, растягивая каждое слово, будто читал заунывную балладу:

— За ними. Вдогонку. Скорее. Вперёд.

Получилось неубедительно. Однако спасательная экспедиция призрачных созданий подровняла нестройные ряды и смело двинула в колеблющийся голубой туман, так похожий на обман.

Они шли на зовущие звуки далёкого горна, появившиеся неведомо откуда.

«Мы длинной вереницей пойдём за Синей Птицей…» — словно сомнамбула, декламировало сознание Максима.

Постепенно вязкое пространство поддалось. Идти стало легче. А звук усилился, появился ритм. К трубе добавились другие инструменты, а затем и голоса. Звуки слились и стали мелодией. То, что звучало теперь, было похоже на церковный хорал в исполнении рок-группы.

Чтобы написать хороший псалом, недостаточно знать, как пишется слово «Аллилуйя». Тот, кто создал звучащую вокруг музыку, понимал, как заставить трепетать каждую клетку. Медленный пульсирующий ритм, мощный и басовитый, обволакивал тело. Мелодия бередила сердце и теребила душу. От небесных голосов по коже бежали мурашки.

Синий туман исчез, разогнанный изумрудными и рубиновыми лучами, разрезающими воздух во всех направлениях.

Они оказались в огромном зале, залитом мощными вспышками ярких светильников. Снизу вверх поднимались облака дыма, сияющие зелёными и красными сполохами. Пространство двигалось и мерцало, словно они находились в гигантском калейдоскопе.

«„Блеск ясписа и сардиса; и радуга, как смарагд“, — где-то я слышал об этом», — лениво подумалось Вадиму. Но разум по-прежнему отказывался работать, заявив, что «отдыхает и просьба не беспокоить».

В зале стояли разноцветные яркие блестящие кресла. Там сидели люди, вкус которых сильно отличался от предпочтений дизайнера помещения, поскольку одеты они были в простые белые балахоны, хотя на головах красовались не лишённые определённого шарма золотые обручи. На всех сидений не хватило, и многие бродили по залу. Кто-то пел, некоторые плясали, синхронно двигаясь в ритме музыки и выдавая замысловатые танцевальные па.

Музыканты играли на разнообразных инструментах, украшенных в соответствии со вкусами их владельцев. Вадим заметил, что корпус ближайшей к нему арфы покрыт сотнями металлических заклёпок разнообразных форм и фасонов. На ней играла женщина, лицо которой было густо разукрашено вязью татуировки. Десятки всевозможных булавок и заколок крепились к носу, губам, ушам, бровям и щекам.

«С таким количеством пирсинга и арфа, и её хозяйка должны были бы умереть от столбняка», — подумал Вадим.

Некоторые инструменты были незнакомы, напоминая то ли банджо, то ли гусли. Музыканты вели себя разнообразно. Кто-то чинно перебирал струны, а кто-то махал лютней, словно собираясь разнести всё вокруг вдребезги.

Среди певцов преобладали мужчины, но Вадим заметил несколько поразительно красивых, похожих на ангелов женщин с длинными золотыми волосами. Чувствовалось, что никто не мешает друг другу, а лишь вносит свою лепту в общую гармонию ритма и возбуждения.

Посередине зала возвышался постамент, откуда исходило ослепляющее яркое сияние. Вадим прищурил глаза. Почудилось, что различает огромный трон, где кто-то сидел. А может, лишь померещилось. Зато те, кто находился на ступенях перед престолом, были хорошо видны. Они казались похожими на египетских богов. Первый имел голову орла, другой — голову гигантской кошки или льва. Третьего украшали огромные острые рога, а последний напоминал сфинкса, поскольку к телу животного была приставлена человеческая голова. Но, в отличие от мало одетых египетских божеств, на телах этих существ были пышные и яркие одежды, напоминающие средневековые костюмы Венецианского карнавала.

Существа внимательно смотрели на пришельцев, отчего казалось, что наблюдавших глаз значительно больше, чем по паре на каждого.

По периметру зала стояло несколько высоких горящих лампад. От них шёл необычный дым и запах, похожий на тот, что был в кальяне одноглазого Хасана.

Музыка и дым обволакивали разум и душу. Изумрудное свечение поднималось от пола вверх, по нему пробегали искры, которых становилось всё больше.

И тут Вадим осознал, что потолка у зала нет, а искры — это звёзды, плотным ковром заполняющие ночное небо. Оглянувшись, понял, что и стен нет, а вокруг, за сияющим световым коконом, простирается тёмная пустыня. Ближайшие барханы были освещены, но дальше темнота завоёвывала всё больше пространства, а совсем далеко простирался чёрный ковёр с серебряным шитьём звёзд.

Где-то неподалёку, на границе между светом и тьмой, в пустыне виднелись три огромные пирамиды. Когда яркие лучи и отблески света достигали их поверхности, они проявлялись из темноты на секунду, потом исчезали, словно застенчиво стеснялись своего появления.