Вадим нанёс Вове удар правой в висок, и, пока тот медленно оседал, перевёл глаза на Рыжню. Тот оказался быстр и сноровист и уже стоял с пистолетом в руках в бешенстве озирая зал. Левой в печень, снизу вверх в подреберье, а затем — правой в висок и двойкой левой-правой снизу вверх в нос. Раздался хруст костей и хрящей, уходящих сноровистому Степану в мозг. Всё было кончено.

После мгновения тишины кафе взорвалось криками и визгом. Милиция появилась почти мгновенно. Вадим тихо сидел за своим столом. Он успел дожевать отбивную, прежде чем его вызвали в кабинет директора ресторана, где тщательно обыскали, но не нашли ничего предосудительного. Сняли свидетельские показания. Рассказал, что не успел ничего толком заметить. Может только предположить, что за соседним столом возникла какая-то мгновенная драка, и к моменту, когда попытался что-то понять, все уже лежали на полу. Похоже, что эта версия устроила. Вадима отпустили.

Только через неделю ему опять позвонил знакомый баритон:

— Встретимся там же. В восемь часов сможешь?

— Смогу, — ответил Вадим.

Они встретились в знакомой стекляшке. На этот раз Сергей Владимирович показался намного старше. Вадим подумал, что ему, наверное, за шестьдесят. После нескольких ничего не значащих слов про погоду тот сказал:

— Слушай, парень, ты, конечно, молодец. И за батю отомстил не по-детски. Да и мне помог, врать не буду. В городе опять порядок. Был бы я моложе и дурнее, тебя бы с собой позвал. Но я волк старый, тёртый.

У него была короткая пожелтевшая седина. Вадим подумал, что ему, пожалуй, уже и семьдесят.

— Я вот что тебе скажу. Кружки по воде уже пошли. И не сегодня-завтра либо наши волчары, либо краснопогонники конторские за тобой придут. И нас за компанию всех порешат. И будешь ты, парень, от одного гада к другому перебираться по всё более скользкой дорожке.

Вадим с удивлением смотрел на Сергея Владимировича.

— Давай выпьем по-мужски.

Он налил полстакана водки и сразу, не примериваясь, выпил. Вадим сделал лишь глоток.

— Не умею пить, — честно признался он.

— Ну и не учись. Водка многих хороших людей погубила.

Помолчали.

— Хочу помочь тебе, парень. Паспорт сделаю новый, чистый. Имя пусть будет твоё, а фамилия другая. В деревне пару дней поживи, адресок дам. А когда документик принесут, сразу когти рви за границу. В глухомань куда-нибудь. Не хочешь — не пей, а я еще выпью за твоего батьку. Хороший был человек, упокой Господи.

Через неделю Вадим оказался во Франции, в маленьком монастыре, затерянном в Бургундии.

Заведение, находившееся в центре старого города Каира, куда их привёз простодушный с виду слуга закона, заслуженно пользовалось дурной репутацией. Обычный турист вряд ли рискнул бы сюда войти. Множество маленьких комнат, увешанных коврами и разноцветными лампадами, образовывали запутанный лабиринт, откуда тянуло запретными запахами. Доносились негромкие разговоры, ведущиеся хриплым шёпотом. Всё указывало, что повсюду в укромных закоулках сидят подозрительные личности, которые наверняка, если бы можно было их разглядеть, выглядели бы крайне зловеще.

Полицейский о чём-то пошептался с выскочившим из темноты хозяином, похожим на одноглазого Хасана из сказки об Али-Бабе. Тот внимательно посмотрел уцелевшим глазом на Вадима, а затем пригласил гостей внутрь лабиринта.

— Буду ждать вас неподалёку, на площади, у мечети аль-Азхар, — кивнул Вадиму полицейский.

Небольшая комната, куда их отвели, была уставлена низкими лежанками. Посередине стоял такой же невысокий и массивный стол.

— Подождите минут десять, всё приготовлю высшего класса.

Хозяин исчез. Компания улеглась по мягким и уютным кушеткам с множеством подушек и пуфиков разнообразных форм и размеров. Всё казалось чрезвычайно старым, пыльным, купленным по случаю на распродаже с Ноева Ковчега. Подушки, сплющенные на протяжении веков сотнями тел, имели странные формы, похожие на мятые лица, искажённые страшными гримасами. Выбрав наименее безобидные, Вадим подпихнул их под бока и удобно угнездился.

Вкусно пахло сеном и другими травяными сборами. Вадим заметил, что Андрей с Ольгой легли рядом. Если девушка глупо улыбается глядя на парня и норовит взять того за руку, трудно не разглядеть симптомы. Непроизвольно он сжал диванный пуфик с такой силой, что пыль поползла между пальцев, а личинка моли, с восторгом грызшая ароматную ткань, решила, что её необузданное чревоугодие переполнило чашу терпения Господа, и кара пришла. Если бы Вадим мог разобрать микроскопические вопли малютки, он бы понял, что получил твёрдую клятву начать Великий пост немедленно. Конечно, он этого не знал, но сжатие пальцев ослабил, чем вызвал встречный религиозный экстаз из глубины подушки.

Вадим увёл взгляд от копошащихся влюблённых и обнаружил на стене большую картину, старую, почерневшую, в покрытой пылью золочёной рамке. Странно, в мусульманских странах принято украшать помещения лишь орнаментным узором или изречениями из Корана.

На картине ослик стоял перед пирамидой. Один, наедине с громадой. Животное с изумлением глядело на сооружение, словно пытаясь определить, в чём разница между величием и заурядностью. Почему величие вне времени? Идут века, а оно неизменно. В то время как для всех остальных время летит галопом. Только что был беззаботным ослёнком — и вот уже на хребет давит бремя прожитой жизни. И мир вокруг полон удручённых ослов.

Вадим заметил, что София тоже разглядывает полотно.

— В чём секрет пирамид? — неожиданно для себя произнёс он.

Тут появился одноглазый хозяин с двумя огромными кальянами.

— Наслаждайтесь, уважаемые, — предложил он и исчез.

Первая затяжка неприятно обожгла гортань, но затем чувство жжения исчезло. Вкус и запах дыма были незнакомыми. Здесь ощущалась горечь полыни, сладковатый привкус марихуаны, аромат экзотических цветов и острых специй.

Вадим внимательно прислушался к своим впечатлениям и не обнаружил никаких изменений. Галлюцинаций не возникало.

София тоже сделала глубокую затяжку. Ее глаза расширились и заблестели:

— Всё, что мы знаем о пирамидах, — полная ерунда. Человечество однажды надули, — произнесла она, отгоняя ладонью кого-то ползущего по краю дивана. — Зачем Хасан красит котов в синий цвет?

— О ком ты говоришь? — заинтересовался Максим.

— О Геродоте. В четвёртом веке до нашей эры он заявил, что пирамиды — это гигантские гробницы, построенные трудом тысяч рабов. Может, пошутил. Но все поверили. Даже мой хороший котик. Киса-киса, брысь под лавку.

Вадим подумал, что коварный дым проел-таки дырочку в броне девушки, а затем от появившейся трещины рухнула вся крепость. Она гладила невидимую шёрстку, пальцы нежно перебирали завитки. Глаза казались необычно весёлыми, вот-вот захохочет, прыснув в кулак, словно маленькая девочка.