выглядел наподобие насупленных бровей на неприветливом лице. Стоял он особняком, неподалеку от часовни. Два окна с покосившимися ставнями недружелюбно глядели перед собой, словно отыскивая жертву для паука, притаившегося за ними. Казалось, не найти в Париже дома, который с первого же взгляда вызывал бы к себе стойкое отвращение…

Перекрестившись, гости вошли. Хозяин был не один, за столом рядом с ним сидел священник в ризе с капюшоном, с распятием на груди; в руках он держал четки, в глазах его читалось любопытство, сложенные треугольником губы указывали на то же. Таким же взглядом одарил и хозяин неожиданных гостей.

– Как я понял со слов причетника брата Галона, вы пришли, чтобы сообщить нечто важное председателю церковного суда по делу о еретиках?

Такими словами встретил инквизитор гостей, жестом приглашая их сесть на скамью. Оба сели, не сводя глаз с первого посетителя: им явно не хотелось вести беседу в присутствии незнакомого для них лица.

– Именно так, святой отец, но нас смущает, что мы не одни; сведения, которые мы желали бы вам сообщить, затрагивают некую весьма влиятельную особу, так что присутствие посторонних…

– Человек, которого вы видите перед собой, не может быть посторонним, ибо он является таким же верным служителем церкви, как и тот, к которому вы пришли. Я назову его имя, дабы улетучились дымом всякие ваши подозрения и недоверие. Это капеллан замка Пенвер отец Тома, и при нем вы можете говорить свободно, не опасаясь, что об этом узнают ваши недруги.

Гости переглянулись. На лицах обоих читался вопрос: уж не связан ли их визит с делом, по которому капеллан пришел к белому[62] монаху? Если так, то это воистину было бы удачей! И они наперебой стали рассказывать о том, что привело их сюда. Оба святых отца, не перебивая, внимательно слушали. Содон при этом не раз поглядывал на капеллана. Тот кивал, весь светясь улыбкой. Понемногу она перешла и к Содону. Там и тут она тонкая, сопровождаемая алчным блеском глаз и раздутыми ноздрями.

Рассказ кончился. Святые отцы, откинувшись на спинку стула, с умилением глядели на гостей, словно те принесли весть о том, что Христос наконец сошел с небес на грешную землю, где собирался учинить Страшный суд.

– Ну, что я вам говорил? – осклабился еще больше отец Тома, обнажая кривые зубы. – Поваренок сказал чистую правду, и подтверждение тому вы только что слышали.

Содон кивнул и перевел взгляд на гостей.

– Я рад, что вы пришли ко мне. Как добрые христиане и верные сыны католической церкви вы не могли, просто не имели права поступить иначе. Дело, которое привело вас ко мне, напрямую касается того, о чем мне только что поведал отец Тома. Разговор шел о женщине, которую приютила в своем доме графиня де Монгарден. Женщина эта иноверка и полностью изобличена в ереси. Но она ко всему тому еще и ведьма! Теперь, опираясь на ваши показания, я имею основания полагать, что она околдовала графиню и та под влиянием сатанинских чар, а потому не отдавая себе отчета в своих действиях, произвела покушение на жизнь миропомазанника Божьего.

– К такому выводу пришли и мы, святой отец, – произнес Бюси, – ибо не представляется возможным, чтобы дама благородного происхождения осмелилась совершить такой поступок.

– Скорее всего, она даже не знала, что туника пропитана ядом, – прибавил Лоррис.

Содон чуть было не возразил: прекрасно знала! Вполне осознанно шла на преступление! Ибо с какой стати вздумалось бы женщине из народа, гувернантке, желать смерти королю? Да, но с другой стороны, графиня была его фавориткой, первой дамой двора. Зачем же это вдруг понадобилось ей убивать своего царственного любовника? Допрашивать дворянку, да еще со столь высоким положением при дворе, Содон вовсе не собирался: во-первых, это вызвало бы скандал и неудовольствие царственных особ, которые не преминули бы пожаловаться в Авиньон на самоуправство легата, а ему вовсе не хотелось ссориться ни с королем, ни тем более со Святым престолом. Во-вторых, его могли запросто убить. Кто? Да те же дворяне, друзья, сторонники графини, которых полным-полно. Ее любовники, наконец! Где и как – не имело значения, важнее другое: быстро и безнаказанно. Король, конечно, учинил бы следствие, но лишь для виду. Да и легче бы от этого стало мертвецу?

Нет, с сильными мира сего всегда следует быть настороже. Вот если король сам прикажет или поступит приказ от патрона… Другое дело – еретичка! И можно даже не касаться причин загадочной смерти короля; все это в конечном итоге основывается опять-таки на предположениях. Мало ли что могло прийти в голову какому-то алхимику, которого, весьма вероятно, немедленно постараются удавить. Никто и ничего теперь уже не изменит, наживешь только неприятностей на свою голову и в лучшем случае будешь с позором выгнан из Парижа. А в худшем… смерть. От кого ее ждать? Да от самого короля! Мигом прикажет убрать того, кто сунул нос в это дело: как знать, не с подачи ли сына устроили скоропостижную кончину отцу?

А этих двух дворян можно понять: они мечтают отомстить обидчику, которого они до сей поры не знали. Теперь это стало очевидно. И наказать следует не заказчика, а исполнителя (пусть даже не прямого), которым, без сомнения, является женщина, проживающая в замке графини. Об этом яснее ясного говорят показания поваренка: летала на метле, варила зелья. Понятно теперь, откуда появилась чудодейственная мазь королевы и настой, которым поили покойного дофина, смерти которого, возможно, желал брат короля, ибо в этом случае он становился наследником престола. Все здесь сложно и запутанно, и не стоит, в самом деле, копать землю, в которой ничего не найдешь, кроме собственной гибели. И еще одно понял монах: эти двое не в меру ретивых придворных теперь у него в руках, ему стоит лишь шевельнуть пальцем, и их тотчас уберут. Глупцы, они не понимают, что встали на опасный путь; они уже идут по лезвию меча.

Все это мгновенно пронеслось в голове у Содона, и он мысленно вновь поблагодарил гостей, подтвердивших показания поваренка насчет колдовства. Однако важнее, опять-таки, было другое: ересь! Вот ради чего он прибыл в Париж, и вот чем он должен заниматься, дабы угодить папе, которого ведьмы, надо признаться, не очень-то интересовали, хотя они – не кто иные, как слуги сатаны, породившего ересь. Ясно одно: надо найти еретичку и предать церковному суду, потом пыткам, а далее – костер. Король, можно быть уверенным, вынесет смертный приговор, после того как Церковь передаст дело в светский суд. Не станет