в их поисках; он сделал им подарок и был счастлив, видя их улыбки. В самом деле, не чувствует ли себя счастливым человек, подаривший радость ближнему, тем более своему другу? И радость эту он делит с ним так, словно это ему самому преподнесли подарок, о котором он долгие годы мечтал.

– Нам пора возвращаться, – молвил Рено.

– Завтра мы отправимся в обратный путь, – кивнул Гастон.

Эльза тронула его за руку. В раскрытой ладони лежал камешек.

– Возьми. Отдашь тот и этот; мне ни к чему. Мы пришли сюда, чтобы помочь другим, а не себе. – Она бросила взгляд на отшельника. – А он не взбунтуется?.. Быть может, оба?..

– Они не успеют к вам привыкнуть, – улыбнулся Рено…

Они простились утром на опушке леса, в тени, отбрасываемой кронами деревьев. Гастон с чувством пожал руку отшельнику:

– Я рад, что нашел себе друга.

– Я тоже, рыцарь. Не забывайте оба затворника Рено де Брезе; случится беда – он к вашим услугам.

Бино заскулил, сидя у ног хозяина. Эльза опустилась на корточки, погладила его.

– Прощай, милый пес. Но не грусти, мы обязательно скоро увидимся вновь.

Пес лизнул ее в щеку. Эльза посмотрела ему в глаза; они выражали печаль. Гастон присел рядом, протянул руку; пес в ответ – лапу. Таким было их прощальное «рукопожатие».

– Ты славный малый, Бино! Прости, я ошибся только что: у меня стало двое друзей вместо одного.

Пес, подняв морду, жалобно завыл…

Тропинка, петляя в траве меж кустов, вывела гостей отшельника на дорогу. В последний раз оба оглянулись и помахали руками. Пес, стоя, неотрывно глядел на них до тех пор, пока они не скрылись за поворотом. И только тогда он повернул голову к хозяину и коротко проскулил. Рено удивился: в глазах верного друга читалась тревога.

– Что с тобой? – недоумевая, спросил он. – Ты, кажется, обеспокоен? Не волнуйся, они доедут и вручат королеве желанный подарок. Должно быть, она хорошая женщина, коли они хотят сделать ей добро. Мы возвращаемся, Бино.

И отшельник сел в седло. Но пес вдруг заметался, бросился к лошади, потом прыжком отскочил. Шерсть у него на загривке вздыбилась, лапы напряглись, хвост поднялся трубой; ощерив пасть и рыча, он неотрывно глядел туда, где скрылись Гастон с Эльзой. Вслед за этим – быстрый взгляд на хозяина. И в глазах пса тот прочел мольбу, призыв… «Скорее же, – говорили эти глаза, – надо торопиться! Беда грозит нашим друзьям!»

Не медля, Рено дал шпоры коню. Бино, сорвавшись с места, стремительно помчался в сторону поворота дороги…

Их было семеро: шесть всадников в кольчугах, шлемах, с мечами; седьмой – монах. Они стояли поодаль от дороги и молча ждали, устремив взоры на конных, приближавшихся к ним: рыцаря и его спутницу. Те остановились. Тронув лошадей, всадники подъехали к ним.

– Во имя святой веры Христовой! – поднял руку с распятием один из них, в сутане. – Священный трибунал намерен взять под арест женщину, именуемую Эльзой, по обвинению в ереси и колдовстве. Вам, рыцарь Ла Ривьер, надлежит вручить нам свое оружие, ибо вас тоже велено заключить под стражу именем Церкви. И не пытайтесь оказать сопротивление.

– А-а, вот где появились подлинные слуги сатаны! – вскричал Гастон. – Не там их увидела Летгарда. Но с нами ее благословение, и оно поможет нам в битве с драконом. – С этими словами он выхватил меч.

– Не желаете подчиняться Церкви добровольно? – возопил монах. – Так вас заставят силой. Еретики! Хватайте этого потомка катаров, по нему давно плачет костер, как и по этой ведьме! Берите ее!

И он вытянул руку в сторону Эльзы. Двое солдат бросились к ней, остальные навалились на ее спутника. Эльза сразу все поняла и была к этому готова; лук мигом оказался у нее в руке, и стрела поразила в грудь одного из воинов. В другого стрелять уже не было времени; он, даже не выхватив меча, летел на нее с сетью, раскинув ее по ширине рук. Эльза круто повернула коня и, бросив последний взгляд на Гастона, хотела уже мчаться обратно, надеясь увидеть Рено и позвать на помощь. Но дорогу преградил всадник с мечом, и она поскакала в другую сторону. Двое кинулись за ней.

Гастону пришлось туго: один справа, двое слева. Стали треугольником; настоящее окружение. Он взял в левую руку булаву. Верная подруга, сколько уже побед принесла она ему! Не подведи же и на этот раз, милая! И он стал защищаться. Однако стоять на одном месте было нельзя, приходилось бросать коня то в одну сторону, то в другую, дабы сбить противника с толку, не дать ему нанести удар. А они сыпались на него со всех сторон; всадники били по шлему, по корпусу, метили в руки, державшие оружие. Но удары были не сильными: трудно нападать, когда противник крутится волчком, ни секунды не стоя на месте. Для страдающей стороны верная тактика в таких случаях – описывать круги, с каждым разом делая их все больше. По крайней мере есть надежда, резко повернув коня, достать того, кто ближе всех. Гастон так и сделал, вспомнив уроки, которые давал ему при Пуатье один из ветеранов. Маневр оправдал себя: всадник не ожидал резкого поворота и не успел отразить удар; булава ударила его в висок, и он с разбитой головой упал на холку лошади. Но другой оказался проворным, и Гастон не успел увернуться: лезвие меча, летящее снизу вверх, распороло кольчугу на спине и сорвало с головы шлем. Гастон выругался: этого только недоставало! Теперь надо беречь спину и, главное, голову – самое уязвимое место. Но хорошо, руки целы, он боялся за них больше всего. Теперь надо снова нарезать круги, при этом гнать коня во всю прыть! Слава богу, у этих слуг церкви нет луков: спина впереди – удобная мишень. Но всадники не дали ему оторваться, поняв, чего он хочет. К ним присоединился монах, сменивший распятие на меч. Втроем они вновь окружили жертву, лишив ее маневра, не давая выбраться из этого своеобразного кольца.

Гастон начал уставать; но лошадь без устали кружилась на месте, словно понимая, что только это им с седоком и осталось, а он между тем, уже заметно обессилев, стал пропускать удары. Они не причиняли пока что серьезного вреда, но их становилось все больше, и кровь, предательница, уже вырвалась на свет божий и побежала по шее, по рукам. А всадник в каком-то тупом экстазе, уже плохо видя врагов, продолжал работать булавой, отбивая лезвия мечей, стараясь уберечь голову. Но ей уже досталось: из