же он, в самом деле, бодаться с инквизицией из-за какой-то еретички, о которой, по-видимому, даже не знает.

И Содон обрадовался: наконец-то он нашел ту, которую искал после случая с мазью и отваром. Не зря он приехал в Париж. Будет о чем доложить его святейшеству, уверявшему, что на севере Франции, а тем более в столице, нет и не может быть ереси.

– Так вы говорите, брат мой во Христе, что эти двое умчались в сторону Бретиньи, где обитает некий отшельник? – обратился он к капеллану.

– Так сказали дети, а они не станут лгать своему духовному отцу.

– И где же, вы полагаете, эта парочка сейчас?

– Все еще там.

– Что вселяет в вас такую уверенность? Быть может, они уже вернулись и отдыхают в замке?

– Я оставил у южных ворот города монахов. Они немедленно предупредили бы меня.

– Но еретичка и рыцарь могут и не показаться там. Зачем им делать крюк, если прямой путь от Бретиньи к замку короче?

– Прямой дороги нет, на их пути встали бы леса, речки, болота. Как тут не заплутать? Вернее всего отправиться обратно тем же путем, которым они пробрались к развалинам, – через Париж.

– Что ж, если так, мы встретим еретичку неподалеку от ворот, а впрочем… ничто не помешает нам схватить ее на дороге близ Бретиньи. Заняться этим вопросом надо прямо сейчас, пока она не проскочила ваши заслоны и не укрылась в замке, откуда сможет улизнуть.

– А ее рыцарь? Он не даст в обиду свою даму.

– Полагаете, у него хватит дерзости оказать сопротивление святой Церкви?

– Подозреваю его в вольнодумстве, ибо очень редко вижу в храме Божьем.

– Выходит, он тоже еретик?

– Догадываюсь. Да и не мудрено: они уже долгое время вместе.

– Церкви он не посмеет дать отпор! – решительным тоном заявил Содон и повернулся к придворным: – Святой престол благодарен своим преданным сыновьям, радеющим о чистоте религии, и сделает все возможное, дабы искоренить ересь, грозящую подорвать основы священной веры христианской. С тем я отпускаю вас, и да пребудет с вами Господь.

Гости, откланявшись, ушли.

– Что же, ваш рыцарь сумеет противостоять двум или трем воинам? – вернулся к беседе Содон.

– Без сомнения. Мы лишимся наших солдат, только и всего.

– Стало быть, надо удвоить количество.

– Но ведь это будут монахи. Он разбросает их, как тряпичные фигурки.

– Они не только монахи, но и воины. Их обучали.

– Этот рыцарь – мастер любого боя, я видел его искусство.

Содон усмехнулся:

– Его и стрела не возьмет?

– Церковь не проливает кровь! – округлил глаза капеллан.

– Поэтому она использует костер, – последовало возражение. – Но чтобы сжечь еретика, его надо сначала взять живым, а потом осудить. Король не посмеет не дать Церкви согласия на расправу с отступником от веры.

– Но это надо еще доказать.

– Вовсе незачем. Я уже говорил: кто защищает еретика, дает приют или помогает ему, сам становится таким же.

– Было бы жаль потерять такого рыцаря: папе нужны воины для похода на неверных.

– Ему ничто не угрожает, если он отречется от еретических заблуждений и тех, кто исповедует ложную веру. Таким образом, он вернется в лоно святой Римской церкви, спася тем самым свою душу.

– А эта женщина?

– Ей тоже простятся прегрешения, если она чистосердечно признается во всем и покается, но ей не избежать костра, ибо мы имеем дело с колдуньей, с ведьмой, прислужницей сатаны. Согласно Блаженному Августину, колдун заключает договор с дьяволом, а это оскорбительно для Бога. Поэтому любой колдун – суть отступник от христианской веры и должен быть наказан как еретик.

– Но она может все отрицать! Она скажет, что стала жертвой ложных обвинений и никогда не летала на метле.

Приговор инквизитора выразился в недвусмысленной фразе:

– Церковный суд всегда ищет истину и стремится к справедливости; дабы достичь этого, он вынужден прибегать к допросу с пристрастием, именуемому пыткой. И покончим на этом, брат Тома, пора браться за дело. Эти двое вот-вот должны вернуться.

Глава 17

Первый выпад Содона

Орлиный камень удалось найти лишь на второй день, и то под вечер, когда стало казаться, что и в этот раз поиски не увенчаются успехом. Уставшее солнце уже почти упало за холмом у линии горизонта, когда отшельник, орудуя огромным суком, как рычагом, стронул с места камень, который под силу было поднять разве что Атланту или Полифему. Однако это ничего не дало. Рено озадаченно глядел на этот обломок скалы и, по-видимому, что-то вспоминал. Спутники стояли рядом, наблюдая.

– Какого черта! – безнадежно махнул рукой Гастон. – Сдался нам этот осколок! С какой стати нашему розовощекому младенцу забираться под эту махину?

– Он и не думал. Сама махина погребла его под собой.

– В самом деле? Но откуда это известно?

– Она оказалась здесь недавно. Вот след. – И отшельник указал на глубокую борозду, ведущую наверх. – Она свалилась оттуда; вероятно, под ней подломился собрат или просела земля. А несколько «младенцев» я видел именно здесь, но сейчас их нет. Вывод: их накрыла эта глыба. Надо попытаться еще, но одному мне не справиться.

Кое-как они сдвинули громадину еще на добрых полтора фута. И тут все трое увидели то, что искали. Их было два, небольших, глубоко вдавленных в землю камешка. Во всяком случае, создавалось впечатление, что один из них, треугольной формы, был размером с навершие рукояти меча; очертания другого не позволяли пока что определить его форму. Поработав лопатой, Гастон достал оба камня, очистил их от земли. Они лежали у него на ладони, как братья, и, казалось, только и ждали своего часа. Первый, темно-розовый, почти посередине пересекали наискось, чередуясь, плотно сросшиеся темные и светлые полосы, точно деля его на старшую и младшую половину. Другой, совсем небольшой, после огранки, вероятно, стал бы не больше пуговицы на кофточке Эльзы, то есть размером немного превышая ноготь мужского большого пальца. Наверное, она так и подумала и протянула руку, снедаемая любопытством. Гастон усмехнулся; пальцы сжались в кулак.

– Желаешь стать хозяйкой?

Протянутая рука замерла в воздухе.

– Почему бы и нет? Ведь их два.

Гастон разжал кулак.

– Бери. Маленький – твой. Он полюбит тебя, ведь ты у него первая.

Эльза с трепетом взяла маленький бурый камешек с двумя-тремя прожилками почти с краю. Она смотрела на него и не могла оторвать глаз, словно у нее на ладони лежал слиток золота. Такого интереса не отразилось у нее на лице даже тогда, когда в свете пламени костра у ног ее блестели изумруды. Отшельник был доволен: он помог своим друзьям