Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Будь что будет: он хотя бы еще раз увидит необыкновенные бирюзовые глаза любимой женщины. И не будет до конца дней корить себя за то, что не попробовал. Хуже этих сожалений и представить ничего нельзя.
Тидей взял надверный молоток и трижды постучал им. И замер, с трудом переводя дыхание. Будет у него еще пара минут, пока служанка побежит докладывать хозяйке о приходе гостя. Захочет ли дорини Дафния выйти к нему — это другой вопрос, и на него лучше не искать ответа, когда сердце стучит через раз и вздрагивает от каждого шага за дверью. Вот же пропасть: как подросток, право слово! Как будто не он пять лет в тартаре жил. И как будто не его расчленяли заживо, обещая скормить ополоумевшему Эйкке. Тогда и то…
Двери распахнулись — и Тидей в упор уставился в те самые бирюзовые глаза, что каждую ночь неизменно видел во сне.
— Д-дорини Дафния… — ошеломленно промямлил он. Сердце стукнуло так, словно хотело пробить грудину, и застыло в незнании.
Кажется, она тоже не ожидала увидеть его на пороге собственного дома. Но овладела собой куда быстрее незваного гостя.
— Дорр Тидей, — очень спокойно, хотя и чуть приглушенно проговорила она.
— Рада вас видеть.
Она чуть посторонилась, приглашая его войти внутрь, однако Тидей сделал лишь один шаг.
— Правда рады, дорини Дафния? — напряженно уточнил он и вздохнул только тогда, когда она очень мягко кивнула.
— Правда, дорр Тидей. Ребята рассказали мне, как все было на самом деле, и мне оставалось только сожалеть, что вы так далеко и я не могу попросить у вас прощения.
Она чуть опустила голову, и Тидей с трудом удержал руки от вопиющей дерзости. Как же хотелось приподнять ее подбородок, заглянуть в лицо, одним взглядом объяснить, что она ни в чем не может быть перед ним виновата, потому что она смысл его жизни!
Но Тидей только стиснул одной рукой другую за спиной и столь же мягко, как Дафния, покачал головой.
— Вам не в чем винить себя, дорини Дафния, — заверил он ее, получая невыразимое удовольствие от слова «дорини». Не «дори», нет, — свободная женщина! И пусть для Тидея, вероятнее всего, от подобных перемен ничего не изменилось, эти шесть букв ласкали слух. А нежная, желанная, еще более прекрасная, нежели Тидей помнил ее, женщина доставляла невыразимое блаженство и взору.
Боги пощадили дорини Дафнию, не оставив на ее лице ни единого следа былых страданий и пережитых невзгод, хотя Тидей ни секунды не сомневался в том, что все это время без дочери она не находила себе места и мучилась в горькой разлуке. Но лоб ее был все таким же чистым и высоким, без единой лишней морщинки; волосы — все такими же темными и блестящими, не тронутыми сединой горечи; да и глаза теперь сияли, очевидно счастливые воссоединением с любимой дочерью.
Наверняка и в ее сердце все место было отдано Кассандре. И Тидей не имел права на него претендовать.
— Я лишь пытался восстановить справедливость, а борьба за нее зачастую требует крови.
Дорини Дафния бросила на него быстрый взгляд и тут же отвернулась. А Тидей мысленно отругал себя. Вот так, походя, обесценил свой порыв во что бы то ни стало снять с нее несправедливые обвинения. Да еще и о крови какой-то упомянул, как будто хотел нагрузить ее ответственностью за свои мучения. Болван! Лучше б вообще говорить разучился!
— Если вы не будете возражать, — дорини Дафния снова сделала приглашающий жест рукой, предлагая Тидея войти в дом. — Я была бы признательна, если бы вы рассказали мне всю правду о произошедшем, — добавила она. — Касси и Эйкке открыли мне глаза на вашу роль в этой истории, но, боюсь, в силу возраста они не все могли понять. Мы же с вами взрослые люди и, несомненно, можем не подбирать слова в желании смягчить реальность.
Теперь уже она поймала столь же быстрый и непонимающий взгляд дорра Тидея и отвела глаза. Что за глупости сорвались с ее языка? Как будто она сомневалась в том, что дорр Тидей тоже оказался жертвой ее мужа, и призывала его оправдываться. Но ведь не было же никаких сомнений! Лишь непривычная легкость в душе, избавленной от ненависти к дорру Тидею. И непокорная радость, родившаяся вместе с его появлением на ее пороге, которой Дафния не могла противиться.
Теперь, наверное, уже можно было признаться себе, что Тидей всегда ей нравился. Этот горящий взгляд, эти умелые руки, эта молодость и в то же время какая-то чуткая мудрость. Он слушал ее, как не слушал никто другой, — не просто с вниманием, а с читаемым желанием узнать ее и не расставаться с ее голосом. И Дафния против воли откликнулась на этот молчаливый зов. Нет, Тидей ни разу даже не намекнул ей на собственные чувства, заставила поломать о такой сдержанности в дальнейшем голову. Ведь если бы Леонидис нанял Тидея для соблазнения его жены, тот должен был немедля пойти в атаку и попытаться добиться благосклонности своей жертвы. А он и шагу навстречу ей не сделал, как будто вовсе не примерял на себя роль любовника, и эта мысль — единственная — не позволила Дафнии сжечь свою душу ненавистью и презрением к подобному клеветнику.
A потом Касси рассказала об истинной роли дорра Тидея во всей этой ужасной истории. И о его невиновности, и о его попытке вернуть дори Дафнии ее честное имя, и о неминуемом наказании за переход дороги дорру Леонидису.
Пять лет в подвалах Арены, лишенным звания, любимой работы и какой-либо надежды на справедливость. И Дафния еще считала себя жертвой? Да по сравнению с ним она жила все эти годы не хуже эны: в своем доме, возле любимого моря, уважаемая согражданами и учениками.
А Тидей спал на каменной кровати, не имел возможности покинуть место заключения и не знал, что его ждет в будущем и будет ли оно вообще.
Узнав об этом, Дафния проплакала всю ночь в своей постели, жалея несчастного и столь несправедливо осужденного дорра Тидея, жестоко расплачивающегося за свою честность и благородство. И утром встала с опухшими глазами, зато с освободившейся от неуместной и такой отвратительной ненависти душой, в которой крепла мысль о благодарности и желание во что бы то ни стало встретиться с дорром Тидеем и попросить у него прощения.
Вот только смертельно боялась, что простить подобное нельзя. Он потерял из-за ее семейства пять лет жизни, а она рассчитывала загладить вину просьбой о прощении? А теперь и вовсе предлагала оправдываться?
— Я правда рада вас видеть, дорр Тидей, — смешавшись, повторила она, но, кажется, это было лучшее, что она могла сказать. Кулаки его разжались, он глубоко вздохнул и уже без всякого напряжения ей поклонился.
Так было всегда — все шесть их предыдущих встреч. Дафния встречала его в эндроне, всем своим видом выражая смирение с причудой мужа и полное нежелание ей потакать, а Тидей слегка кланялся и лишь потом здоровался, и почему-то Дафнии очень нравилась эта его вежливость, вовсе не казавшаяся ни навязчивой, ни неестественной. В ней отражался весь Тидей — с его деликатностью, уважительностью и в то же время необыкновенной внутренней силой. Наверное, эта сила и помогла ему выдержать все удары судьбы. И найти в себе мужество встретиться с женщиной, которая его прокляла.