Абдулла до начала войны был чабаном в горах Узбекистана. Вплоть до призыва в армию он не знал, что в мире есть и другие вещи, кроме его колхоза и овец, которых он пас. На фронте он попал в плен. Изголодавшись «до смерти» в немецком плену, он покорился и вступил в организованный эсэсовцами из числа советских мусульман «мусульманский легион». Абдуллу вместе с несколькими земляками отправили в охранную роту концлагеря Освенцим, где он помогал эсэсовцам убивать заключенных. Абдулле не удалось вовремя бежать, его схватили русские и приговорили к двадцати пяти годам. Направили его в каторжное отделение Озёрлага, расположенное на противоположном берегу реки Лены. Проработав несколько лет на каторжных работах, он решил хоть немного отдохнуть от них. Для этого он написал в МВД, что в Освенциме он вместе с каким-то эсэсовцем награбил драгоценности, отнятые у убитых заключенных, и закопал их на территории лагеря. Он предложил показать это место. Все это длилось несколько месяцев. Абдуллу привезли в Освенцим, чтобы он показал сотрудникам МВД место, где закопано добро. И только после этого все поняли, что он их просто водил за нос. Его вернули в Тайшет и возбудили новое дело: они посчитали, что вынесли ему слишком мягкое наказание.

Шилази было пятнадцать лет, когда у него умер отец. От него он унаследовал титул барона и имение, экспроприированное в 1945 году. В двадцать лет, стремясь закончить обучение, он переехал из провинциального городка в Будапешт. Ему бы, вероятно, и удалось выучиться, если бы жившая за границей тетка регулярно не посылала ему деньги. Во время поступления в университет он скрыл свой баронский титул, но денежные переводы не могли остаться тайной. Однажды его арестовали и раскрыли его происхождение. Хотя Шилази клялся в том, что он от тетки получал только деньги, его осудили как иностранного шпиона на двадцать пять лет лагерей и отправили в Сибирь. Он отбывал наказание в лаготделении ДОК Озёрлага, который выпускал стандартные домики, оконные рамы, дверные косяки, лыжи, железнодорожные шпалы и т. п. Шилази никак не мог смириться с тем, что он, барон, должен двадцать пять лет трудиться на тяжелых работах и к тому же голодать. Он основал тайный союз, который назвал «Мстители». Вскоре он собрал вокруг себя двадцать пять несчастных, позволивших убедить себя в том, что советскую власть можно очень легко свергнуть. Для этого нужна только твердая воля! Заключенные собирались раз в неделю в сушильном цехе, истопник которого тоже был членом организации. Все было до такой степени «законспирировано», что МГБ знало о каждом шаге членов организации. Когда же эмгэбэшникам надоели барон и его сообщники, все они были арестованы. Двадцать два члена бросили в тюрьму, а троих, которые были осведомителями МГБ, отправили в другой лагерь. На суде они появились в качестве свидетелей. Эти свидетели, три бывших эсэсовца, подтвердили на суде свои показания, данные следователю. На основании этих показаний восьмерых заключенных, в том числе и Шилази, приговорили к смерти, а семнадцать человек – к двадцати пяти годам каторжных работ. Среди последних оказался и тот самый юноша из Штирии.

Прошло семь дней. Меня снова вызвали на допрос к офицеру в штатском.

– Вы венец? – сразу спросил он.

– Да, родился в Вене.

– Когда последний раз вы были в Австрии?

– В 1932 году.

– А я был в Австрии намного позже, – произнес он.

– Вы действительно были в Австрии? – заинтересовался я.

– Да, я был прикомандирован к оккупационным войскам.

С этого момента разговор принял совершенно иную тональность, к которой я не привык. Офицер МГБ не мог скрыть своего восхищения Австрией. Особенно понравился ему Баден, в котором квартировал штаб маршала Конева. Услышав это, я понял, что, скорее всего, именно это восхищение и привело его из Бадена в Тайшет.

Проговорив так со мной два часа, он приказал принести чай и бутерброды, которые я с аппетитом и съел. После этого он произнес:

– Что мне с вами делать?

– Я прошу вас отправить меня назад, в лагерь. Я хочу досидеть свой срок и, наконец, выйти на свободу.

– Вы думаете, что это так просто? Вот, гляньте! – он показал на кучу бумаг. – В этих доносах десятки раз упоминается ваше имя.

– Вы должны мне поверить. Я не имел никаких связей с этими авантюристами. У меня достаточно опыта, чтобы не влезать в такие дела. К тому же я большую часть своего срока отсидел.

– Да, если бы было достаточно только этого, чтобы вам поверить.

– Я уверен, что вы можете добиться того, чтобы меня оставили в покое. Тем более что я к этому не имею никакого отношения.

– Я попробую поговорить с шефом. А теперь идите, – сказал офицер.

Вернувшись в камеру, я обнаружил, что мое место оказалось занятым. Новичком был так называемый «шакал». Так в лагерях называли людей, не признававших за кем-либо права первенства на то или иное место. У меня не было желания драться с ним, но и спать на цементном полу я не хотел. Поэтому я стал стучать в дверь и от вошедшего охранника потребовал найти мне место на нарах. Но ту ночь мне пришлось все-таки провести на полу. А на следующее утро во время поверки я потребовал от начальника тюрьмы найти мне свободное место. Вскоре после этого меня перевели в другую камеру.

Пока надзиратель отпирал дверь камеры, я заметил два прислоненных к стене костыля. Войдя в камеру, я поздоровался с единственным заключенным, лежавшим на верхних нарах.

– Топри ден, – ответил тот.

Вскоре я установил, что моим новым товарищем стал австриец Рауэккер. За две проведенные с ним недели я узнал, что он был членом компартии Австрии и что благодаря партии он получил в 1946 году хорошее место в одном имении близ Ибса на Дунае в Нижней Австрии. Это было хозяйство УСИА (Управление советским имуществом в Австрии). В имении он познакомился с Трудой Раушер, ставшей его женой. Некоторое время они работали вместе, но потом их из-за каких-то махинаций УСИА уволило. Некоторое время после этого они оставались без работы и жили на деньги родителей Труды. Их друзья по партии вскоре снова устроили их в хозяйство УСИА в Вене. Но и там они надолго не задержались, так как нанесли управлению ущерб в несколько тысяч шиллингов. Снова оставшись без работы, они потребовали у партии трудоустройства. Но это было уже слишком – их исключили из партии и отобрали партбилеты.

В поисках легкого заработка Труде пришло на ум сменить хозяев – они решили обратиться в управление американской разведслужбы в Вене и предложить свои услуги. После одночасового разговора с сотрудником этого американского шпионского центра супружеская пара покинула здание, получив не только первую сотню долларов, но и первое задание.

А задание это заключалось в следующем: необходимо было пробраться на нефтеочистительный завод в Цистерсдорфе, также принадлежащий УСИА, сделать схему отдельных объектов и выкрасть некоторые документы. Чтобы выполнить задание, им пришлось связаться с братом Труды, занимавшим пост управляющего цеховой полицией в Цистерсдорфе. Управляющий далеко не сразу согласился на сотрудничество, но все же уступил и они договорились встретиться в одну из суббот во второй половине дня. В назначенное время супруги появились у заводских ворот, и брат Труды велел их пропустить. Пока Рауэккер прилежно срисовывал в цехе нужные объекты, Труда в канцелярии исследовала документы. Занятые работой, они не заметили, что за ними следят агенты МВД. Их арестовали с поличным и составили протокол. Так завершилась одиссея супружеской пары. Их отвезли в венский пригород Баден в тюрьму МВД. Рауэккер сразу же во всем сознался, а Труда упорствовала и созналась лишь после неоднократных избиений. Но, признавшись во всем, она тут же передумала и написала начальнику русской разведслужбы письмо, в котором отказалась от своих показаний. После этого ее ночью отправили в карцер, раздели догола и мучили до тех пор, пока она снова во всем не призналась. И тут она потеряла сознание. Придя в себя, она подписала новый протокол, где были записаны все подробности.