Я усмехнулся:

– На этот раз не врут.

Она повернулась ко мне, ясные глаза смерили меня с головы доног.

– А где же она?

– Принимает послов, – ответил я. – Или клятвуверных рыцарей, не помню. Да, кажется, сегодня обряд посвящения.

Кларисса засмеялась сочным таинственным смехом, глаза еесияют дивным светом. Я молча любовался ее лицом, цветущим телом, а онаприблизилась ко мне легкой танцующей походкой.

– Значит, ты вызываешь ее только на ночь?

Я смолчал. То, что Азалинду полагают только удобнымсекс-партнером, – это не новость, но, конечно же, ерунда. Сейчас всеженщины – идеальные секс-партнеры. Это раньше, когда «секса в СССР не было», даи в прочем мире он был чем-то стыдным и запретным, порядочные девушки имзаниматься стеснялись, можно было выделиться на фоне сдержанных или неграмотныхв этом деле. Потом все больше женщин раскрепощалось, конкуренция на этом полеусиливалась, наконец все усвоили все виды техники секса, все женщины знают, чтоничего в этом деле не стыдно, все допустимо и все хорошо, если это нравится партнеру,и с этого момента они, женщины, стали неотличимы.

Вон даже Габриэлла и Кларисса, при всей разности положения ивоспитания, все же, чувствуется, учились они по одним учебникам. Даже словаговорят абсолютно одинаковые, движения одинаковые, а когда ложатся в постель, явижу этот одинаково оценивающий взгляд: что нужно сделать, чтобы этот получилмаксимум удовольствия, предпочитает ли анал или орал, главное – предложить этосамой, как будто это ее желание, так мужчины стесняются меньше…

Так что не надо, Азалинду предпочитаю совсем не потому, чтоона настроена на мои сексуальные предпочтения. Но и переубеждать не буду.

Она снова опустилась в кресло, я подал фужер с шампанским,чокнулись краями, она отпила чуть, красиво и зовуще двигая губами и языком,запрокинула голову, чтобы я полюбовался ее безукоризненной шеей, засмеяласьтаинственно:

– Если ты вот так один… то с кем разговариваешь? Ведьнельзя же только трахаться? Это скучно.

– С ней и разговариваю, – ответил я. – Еезовут Азалинда. Она хорошо поддерживает разговор.

Кларисса покачала головой, в глазах недоверие.

– С компьютерным изображением?

– Ты вообще-то разговариваешь, – напомниля, – даже со своей кошкой.

Она фыркнула:

– Моя Мурка все понимает!

– Сказала бы, что понимает собака, я бы еще… А вотКулиев разговаривает со своим хомячком. А Ворпед с рыбками в аквариуме. И тожегордится, что они его понимают. Мол, когда сыплет им корм, они подплывают ижрут, какие умные!

Она пожала плечами.

– Не знаю, как можно сравнивать.

Я ответил мирно:

– Я тоже. Рыбки не отвечают, а с Азалиндой и поговоритьможно.

Она вскрикнула:

– Поговорить? А со стиральной машиной не пробовал? Тамстолько же интеллекта!

– У стиральной машины, – ответил я мирно. – Устиральной машины столько, сколько у нашего дворника. У моей соковыжималкинамного больше, там запрограммированы разные смеси, дозировка, объемы… так чтосоковыжималка по интеллекту на уровне футбольного фаната. Ты разве не замечала,что большинству людей интеллект вовсе не надобен? И они им не пользуются? Всеголишь сложные алгоритмы поведения? Как-то английские ученые подсчитывали,сколько же человек мыслит, оказалось – две с половиной минуты в сутки. Но и то,думаю, потому что они проводили исследование в своей среде. А вышли бы наулицу…

Она коротко усмехнулась.

– Да, мне часто кажется, что мужчины не мыслят. Ихведут инстинкты, к тому же очень простенькие. Мне достаточно одного взгляда намужчину, чтобы сказать, что скажет и что сделает, на какой минуте потащит впостель.

Я быстро взбил коктейль и, налив в тонкий узкий бокал,протянул ей.

– Видишь, консенсус. Не потому ли «все мужчиныодинаковы», «все женщины одинаковы»? Пользуемся готовыми алгоритмами! Начинаясо звонка будильника, когда встаешь и топаешь в ванную чистить зубы… Даже со старогоалгоритма на чуть измененный переходить не желаем! Сколько раз, поменяв местоработы, привычно едешь по старому маршруту?

Она расхохоталась, показав безукоризненные зубы.

– Да, со мной так было, было… Один раз даже очнуласьвозле твоего дома, представляешь? Ну, того, где мы забавлялись…

Я ощутил угрозу, сказал беспечно:

– Ну, не настолько и часто мы занимались этим делом,чтобы это вошло в алгоритм.

– Но вот вошло, – ответила она, и я не могопределить, правду говорит или лжет. – Наверное, что-то отложилось. Мы,женщины, чутки к необычному. Если я не сумела в тебе разглядеть будущегомагната, то подсознание мое разглядело и подавало сигналы…

– Подсознание, – сказал я, – подсознание…Единственное, чего нет у наделенных разумом кофемолок, соковыжималок ивиртуальных чаров.

Она победно улыбнулась:

– Вот видишь! А подсознание, как вездеговорится, – это огромный кипящий океан, на котором то-о-о-онкая пленкаразума!

– Верно, – согласился я. – Подсознание – этоокеан… Тот самый, который роднит нас с нашими предками обезьянами,пресмыкающимися, рыбами… Но и подсознание оперирует готовыми алгоритмами.

Она снова засмеялась провоцирующе.

– Ну да, потому всем мужчинам на слово «Европа»приходит в голову одна и та же рифма, верно?

Я развел руками.

– За всех не знаю…

– А тебе? – поинтересовалась она со смехом. –Ты моей пользовался с удовольствием!

Я снова ощутил угрозу, слишком Кларисса идет напролом,повернулся к кофемолке:

– Два эспрессо по-кунгурски!

Кларисса прищурилась.

– Тебя не тошнит от этого кофе? Я слышала, мужчинамочень полезен коньяк… если его пьет женщина!

– Не люблю пьяных женщин, – ответил ямирно, – как-то неспортивно пользоваться такими методами. Как будто мнетак откажут… Это меня унижает.

Она сказала знающе:

– Но пьяной меньше стесняются. У всех бывают комплексы…Даже у тех, у кого нет, время от времени возникают. А с пьяной можнорасслабиться.

И наговорить лишнего, добавил я про себя. Я ляпал языком,как корова хвостом, когда собирал картошку в стройотряде, а теперь я магнат,нужно думать над каждым словом, иначе не вовремя оброненное может обернутьсямиллионными исками.

– Знаешь, – сказал я прямо, – те, у кого хотькакие-то комплексы, все деньги вкладывают в благотворительные фонды. А явкладываю в развитие нанотехнологий.