Прибыв в Женеву, Бонхёффер с огорчением узнал, что не сможет повидаться с Виссертом Хуфтом, которому он хотел подробно рассказать о своей миссии в Норвегию. Хуфт отправился в Испанию и Англию и представил в Англии Peace Aims Group (Группе сторонников мира) меморандум Бонхёффера, который, правда, за это время несколько устарел. Основной же целью его поездки была встреча с сэром Стаффордом Криппсом, занимавшим ключевой пост в военном кабинете Черчилля. Он вручил Криппсу меморандум Адама фон Тротт цу Зольца, сотрудника немецкого Министерства иностранных дел и в будущем заметного члена Кружка Крейсау [52] . Через посредство Криппса меморандум должен был попасть в руки Черчилля. О меморандуме Тротта и о намерении Хуфта встретиться с Криппсом Бонхёффер мало что знал, поскольку это была инициатива складывавшегося в тот момент Кружка Крейсау, а не заговорщиков внутри абвера. Две группировки Сопротивления редко обменивались информацией – не из недоброжелательства, а в силу тех законов, что действуют в среде военной разведки и заговоров.

В Женеве Бонхёффер общался с Эрвином Суцем и Адольфом Фрейденбергом, который одно время работал помощником пастора в церкви Святого Георгия в Лондоне и вместе с Ригером и Хильдебрандтом обустраивал немецких беженцев. Фрейденберги пригласили на вечер фрау Хуфт и других участников экуменического движения. Вместе с фрау Фрейденберг Дитрих прошелся по магазинам, с меньшим удовольствием воспринял поход в пивную с ней и ее супругом. Адольф Фрейденберг запомнил, сколь мало угодило Бонхёфферу это заведение:

...

Во время этого достаточно праздного пребывания в Швейцарии поступило известие, которое в итоге привело к величайшему успеху Дитриха на новом для него поприще международной политики: он узнал, что епископ Белл едет на три недели в Швецию. Подобная информация в военное время не распространялась, и в особенности трудно было ее получить немцам, поэтому Бонхёффер не сумел заранее скоординировать свои планы с Беллом. Однако не мог же он упустить шанс встретиться с Беллом в нейтральной Швеции! Через епископа он мог бы известить о заговоре британское правительство. Белл имел прямые контакты с ближайшими сотрудниками Черчилля.

Итак, 23 мая Бонхёффер понял, что ему следует как можно скорее выехать из Женевы. Все устраивалось через абвер, что было сложно, да и небезопасно. Поспешно примчавшись в Берлин, Дитрих поговорил с Донаньи и Остером. Канарис через посредство Министерства иностранных дел снабдил своего посла специальным курьерским паспортом, и 30 мая Дитрих вылетел на самолете в Стокгольм.

В путаной игре секретных миссий левая рука порой не знает, что делает правая, а уж тем более непонятно, кому можно и кому нельзя доверять. В Швеции в то время находился и 24 мая уже успел побеседовать с Беллом давний оппонент Бонхёффера Ганс Шёнфельд. За эти годы Бонхёффер неоднократно сталкивался с Шёнфельдом. Тот не присоединился к Исповеднической церкви и в экуменических кругах поддерживал позицию епископа-отступника Геккеля. Шёнфельд участвовал в конференции в Фано и остался недоволен выступлением Бонхёффера: ему требовалось нечто более прогерманское. Более того, он предпочел бы услышать защиту расистского фольк-богословия, которое в то время приняли многие немцы, но Бонхёффер не собирался увязывать веру с генетикой, видя в фольк-богословии тот же антисемитизм, только в церковном облачении. Теперь же Бонхёффер и Шёнфельд оказались по одну сторону баррикад как участники заговора против Гитлера.

В разговоре с Шёнфельдом Белл держался настороже, памятуя о членстве Шёнфельда в правлении рейхсцеркви. Шёнфельд представлял как раз ту позицию, которую Черчилль цинически приписывал всем немецким «искателям мира»: им хотелось добиться от Британии мира и благожелательности, при этом они и не думали расставаться с территориями, которые приобрели столь варварскими действиями, и не испытывали стыда за все, что натворили их власти. Именно поэтому Черчилль вообще не желал иметь дела с немцами, даже с теми, кто готовил покушение на Гитлера. Шёнфельд кое в чем отличался от самых прожженных политиков подобного толка, но в этих тонкостях Белл не разбирался и был с ним хотя и приветлив, но внутренне холоден и неуступчив. Зато теперь ему предстояла встреча с Бонхёффером.

Дитрих прибыл в Стокгольм 31 мая, в праздник Пятидесятницы, и узнал, что Белл уехал в Сигтуну, в Северный экуменический институт. Бонхёффер поспешил туда, и старый друг с радостным удивлением приветствовал его. В последний раз они виделись в 1939 году перед отъездом Бонхёффера в Нью-Йорк. Словно несколько жизней миновало с тех пор, а отношения их оставались прежними, как будто они расстались лишь накануне.

Белл сообщил Бонхёфферу новости о Сабине и Герте. Вот уже три года как семья ничего не знала о Ляйбхольцах, а те о родных. В изоляции множились слухи: например, Беллу только что сообщили, будто Дитрих отправился воевать в Норвегию. Какой-то их общий друг прослышал о приезде Бонхёффера в Швецию, а дальше вывод напрашивался: зачем еще немец пожаловал бы в нейтральную Швецию? Разумеется, он направляется к месту дислокации515.

От личных новостей два старых друга перешли к политическим. От Белла Бонхёффер узнал, что в Сигтуне находится также Шёнфельд. Поначалу его это смутило, но в итоге оказалось даже к лучшему, потому что, хотя и с иной позиции, Бонхёффер мог подтвердить слова Шёнфельда и кое-что к ним добавить: имена заговорщиков, которых Шёнфельд не знал. Остер и Шлабрендорфф уполномочили его назвать имена фельдмаршалов, которые должны были осуществить переворот, – то были фон Бок и фон Клюге. Эти подробности должны были убедить Белла и членов британского правительства в реальном существовании и серьезных намерениях заговорщиков. Каким образом Шёнфельд тоже оказался эмиссаром заговорщиков, Бонхёффер не знал, но он отметил, что несмотря на прежние их разногласия Шёнфельд вполне заслуживает доверия и во многом пересмотрел прежние свои убеждения. Он рисковал жизнью, явившись на тайную встречу обсуждать с представителем вражеского правительства планы убийства фюрера. По всей видимости, Шёнфельд тяготел к складывавшемуся кружку Крейсау, поскольку ему будущее Германии после нацизма виделось социалистическим. Бонхёффер предпочитал более консервативные варианты516, обсуждал даже возможность реставрации монархии Гогенцоллернов во главе с прусским принцем Луи Фердинандом, с которым он поддерживал связь через своего брата Клауса [53] .

Существовали и более принципиальные расхождения между Бонхёффером и Шёнфельдом – Шёнфельд, как уже было сказано, оставался патриотом в худшем смысле слова и настаивал на благоприятных для Германии условиях мира. Он полагал, что Британия не сумеет победить в этой войне, а потому в интересах британцев заключить сделку с заговорщиками. Бонхёффер же сознательно занимал «слабую» позицию, взывая к чувству справедливости и милосердию британцев. О грехах Германии он говорил с глубоким смирением и стыдом и считал, что все немцы, в том числе и он сам, должны быть готовы пострадать за эти грехи. Им следует покаяться перед всем миром, доказать искренность своего раскаяния и солидарность с теми, кто уже пострадал или погиб и кто продолжает страдать. Ни в коем случае он не собирался преуменьшать зло, совершавшееся от имени Германии: «Христиане не могут уклоняться от покаяния и от разгрома, если Богу угодно, чтобы мы их приняли. Мы принимаем Его приговор как христиане»517.