– Не знаю, – выдохнул я. – Не знаю, что и сказать.

Он помялся, развел руками:

– Я тоже не знаю. Но что-то надо!

– Наверное, – ответил я тяжело. – Просто мне втакой ситуации бывать не приходилось тоже. Я просто не знаю.

– Сочувствую, Бравлин.

Я быстро пробежал мысленным взором по основным вехамимортизма, зацепки что-то нет, переспросил:

– А в каком месте пытается расколоть?

Седых ответил уныло:

– У меня создалось впечатление, что ему все равно где. Лишьбы отколоть веточку и возглавить. Естественно, привлечь к ней вниманиеимортистов, а затем захватить полную власть. Если не получится, то хотя быостаться генералом в своем… суннитстве или шиитстве, как там назовет. Пока чтобьет на то, что молодежь не примет идеи Бога…

Я возразил безнадежно:

– Но у нас это лишь символ…

– Многие против любого упоминания о Боге! Даже как осимволе. Бунтующие дети рвут связи с родителями раз и навсегда… как онисчитают. И не хотят о них даже слышать. Потому, дескать, чтобы не отпугивать отимортизма молодых и талантливых, надо-де создать отдельно имортизм для молодых,которые еще не созрели. Конечно, им не говорить, что еще зеленые. Наоборот,сказать, что они – наиболее свободная и вольномыслящая часть человечества, безвсяких догм и шор на глазах, смело и открыто глядящая в космос… Польстить –молодежь на лесть ловится легко, их за один комплимент можно увести хоть вогонь, хоть в дерьмо по нижнюю губу.

Я задумался, во рту такая горечь, словно желчь поднялась погорлу и вот-вот польется из пасти.

– Боюсь, у него может получиться…

Он воскликнул испуганно:

– Но как же?.. Мы не готовы…

– Ислам тоже не был готов.

– Но он успел хотя бы укрепиться. До раскола прошлонесколько поколений! А мы откинем копыта, если нас расщепят еще в колыбели!

Я развел руками в полной безнадежности:

– Не знаю, честно говорю. Христианство пытались расколотьеще при жизни Христа, но его мученическая смерть заткнула всем рты, о другихтечениях стало даже говорить неловко. Расколы начались намного-намного позже…Не знаю, что нас спасет… но мне кажется, мы, имортисты, – последний шансприроды на спасение. Господь Бог ли, Вселенский Разум или просто Вселенная, ноони нами стараются удержать человечество на краю пропасти, а затем и увести вболее безопасные и приспособленные для творчества земли. Вселенная пытаетсяспастись!.. Для этого она вызвала к жизни нас, имортистов!

В субботу я созвал заседание имортбюро на моей загороднойдаче. Вертинский прибыл едва ли не раньше всех, держался со всеми оченьдружески, очень общительный, оживленный, совершенно сменивший, как сейчассказали бы, имидж. Или стиль поведения, как говорили совсем недавно. Мнепоказалось, что он еще больше помолодел, словно в самом деле прибег ко всякогорода подтяжкам плюс ему вкололи пару литров адреналина.

Шашлыки делали в саду под деревьями, но повар с подсказкиработников службы охраны настоял, чтобы все подавалось на веранде, тамгромадный стол, цветы, там соответствующая атмосфера и прочие дизайны.

Кроме самых ближайших соратников: Вертинского, Седых,Атасова и Тимошенко, прибыли еще с десяток видных деятелей, с которыми дралисьеще с юсовцами, когда те медленно, но верно захватывали Москву, а потом мы помере сил двигали имортизм в массы, вели пропаганду в Интернете.

Сейчас мы обнимались, трясли руки, снова обнимались и хлопалидруг друга по спинам. Вертинский, снова демонстрируя необыкновенную энергию,первым взялся наливать рюмки, ибо официантов мы отослали, разговоры не длячужих ушей, шутил и каждому находил комплимент, ведь мы, мужчины, на лесть ещеболее падкие, чем женщины.

Он все чаще посматривал на невысокого коренастого человека,академика, как я его помнил, талантливого ученого и достаточно известногодеятеля, депутата созывов, участника конференций, энергичного и деятельногочеловека, я к нему всегда относился с симпатией, но сейчас их переглядываниенастораживало.

Каменев, из Питера. А вон тот, Рогов, директор Институтагеополитических оценок, этот из Новосибирска. Я только по наивности полагал,что достаточно и одного Центра стратегических исследований, а оказывается,таких центров вагон и маленькая тележка. А среди нашего имортбюро их двое, дажежаль, что не мог захватить Бронника, он в Совет не входит…

Когда подняли первый бокал шампанского за хозяина, япоправил, что все-таки первую за имортизм, за его победы, многие смутились,слишком уж пошло было по накатанной колее, словно мы все еще дочеловеки,Вертинский первый нашелся, рассмеялся, вскинул бокал выше всех:

– Да, конечно! Бравлин прав, у нас нет ничего вышеимортизма. И вообще, если честно, ничего нет.

А что есть, добавил я мысленно, то не стоит даже упоминания.Бокалы сталкивались с легким хрустальным звоном.

Я не мог удержаться, чтобы не поглядывать на Вертинского вожидании удара, однако разговор перекидывался с одного воспоминания на другое,я уже начал терять бдительность, как вдруг Вертинский сказал громко:

– Раз уж мы собрались для выработки стратегии имортизма, япредложил бы послушать Николая Николаевича Каменева. Он проделал огромнуюработу…

Электрический ток пробежал по моим нервам. Я задержал дыхание,стараясь остановить на лице все ту же доброжелательную улыбку хозяина. Каменевпокачал головой:

– Иван Данилович, Иван Данилович!.. Ну зачем же портитьтакое прекрасное застолье? В кои-то веки собрались, когда еще так?.. Это потом,когда перейдем в гостиную… надеюсь, она у Бравлина-президента тоже есть, какбыла у Бравлина-ученого.

Все заулыбались, приятно сравнивать старую гостиную в моейдвухкомнатной квартире с нынешними апартаментами в президентском особняке, гдебез карты легко заблудиться. Да еще и всевозможные пристройки здесь, где тожеможно устроить какое-нить барбекю.

Дальше снова пили и ели дружно и весело, можно сказать даже– оттягивались, но я дважды перехватил острый и очень оценивающий взглядВертинского.

Потом меня вызвали к телефону, Волуев взволнованно сообщил,что на Совет Безопасности ООН вынесен проект резолюции по деспотическому режимув России, Штаты лоббируют проект о совместном вторжении войск НАТО, япоинтересовался, зачем это вдруг им понадобилось НАТО, ведь последние годы действовалибез каких-либо союзников, разве что тащили на коротком поводке английскогопуделя, Волуев резонно возразил, что одно дело высадиться в Ираке или Сомали,другое – в России. В России и вся штатовская рать растворится, как до тогорастаяли непобедимые дотоле наполеоновские и гитлеровские рати, к тому жестрашит возможность ответного ядерного удара, а в этом случае пусть будутмишени и поближе, чем за океаном…