– Ага, со мной, – согласился Мазарин. – Так что мыимеем первое в мире восстание не бедных, а богатых. Именно против бедных,здорово?

Ростоцкий пробормотал:

– Такого еще не было.

– Да, это войдет в анналы.

– Курьезов?

– Я имел в виду анналы истории, и курьезов – да, наверняка.

В кабинет заглянула Александра, глаза круглые:

– Господин президент!..

– Что стряслось? – спросил я нетерпеливо.

Она протянула мне листок, Мазарин взял первым, осмотрел,словно проверял на наличие быстродействующих ядов, посерьезнел, подобрал ипередал мне с таким видом, будто гранату с выдернутой чекой.

Всего две строки, но меня облило холодом, словно голымвыбросили в мертвый космос.

Ввиду чрезвычайно сложного положения в движении и в странеинициативная группа требует срочного созыва Генерального Совета имортистов.

– Что скажете, господин президент?

В горле запершило, я ответил сипло, словно говорил противсильнейшего ветра:

– А что мы можем? Съезд состоится.

– Что делать нам?

– Мы должны быть готовы, – ответил я. – Мы,имортисты, не должны идти на поводу… даже если это наши же соратники решилиостановиться в походе, изготовить золотого тельца и зажарить барашка в егочесть.

– Я все понял, господин президент. Можете не продолжать.

Они удалились чуть ли не на цыпочках, я остался один, сидел,упершись ладонями в стол. Голова трещит, я чувствовал, как мое сильное здоровоесердце уже с усилием гонит кровь в мозг, там все переполнено этим жидким огнем,вот-вот череп разлетится, как паровой котел от внутреннего давления, началвставать из-за стола, пусть крови к голове идти дальше…

На край столешницы капнуло красным. Не понял, всмотрелся вэту кляксу, что не расплескалась, а так и осталась на поверхности столанашлепкой с выгнутой спинкой. Беззвучно сорвались еще две капли, и толькосейчас уловил, что по верхней губе, щекоча, что-то сползает.

В испуге лапнул себя за лицо, ощутил теплое и мокрое,отодвинул руку, глядя вытаращенными глазами на окровавленную ладонь.

Мои руки в беспомощности хлопали себя по карманам. Носовогоплатка, конечно же, нет, сопливым себя не считаю, последний насморк был летсемь назад, а кровь из носа только в детстве, да и то, когда нарвался наздоровенный кулак…

Выскочил в ванную, в зеркале отразилась испуганная морда, нокрасная, как кусок свежеотрубленного мяса. Белки глаз тоже покраснели, вонлопнувшие сосудики, из раздутых ноздрей носа мерно стекают по проложеннойдорожке крупные тяжелые капли, уже застывающие на ходу, не красные, а багровые,почти коричневые.

Ни хрена себе, мелькнуло в голове потрясенное. Давление уженачало крушить плотины! Наверное, я все-таки дурак, не могу так это с легкостьюрешать сложные проблемы, мне нужно все напряжение сил, да и то барахтаюсь, каклягушка в топком болоте…

Имортизм, как и любая вера вообще, вовсе не утешение дляслабых, мол, в будущем им воздастся то, чего недополучили сейчас. Имортизм –твердая позиция интеллектуалов, ученых, мыслителей, творческих людей. Да,сейчас, когда первая волна восторга схлынула и стало понятно, что с дереваимортизма сами по себе не падают ни изобилие, ни бессмертие, наблюдаетсяразочарование и некий возврат к позиции: гуляй, Вася, один раз живем, а посленас хоть потоп!

Нет, мы собираемся жить и дальше, не только в потомстве, нои сами, потому закрываем фабрики по производству особо пахнущих шанельюпрокладок и финансируем институты, работающие над оздоровлением, долголетием,продлением жизни, бессмертием. Да, мы в меньшинстве, как и всякие пастухи, астадо по-прежнему превосходит нас численностью. Ну и пусть превосходит, впервыепришел строй, когда решает не большинство баранов. И мы будем держаться, как быни напирали эти бараны, этот плебс. Будем держаться даже тогда, когда сами женаши соратники, как я уже сказал Мазарину, на трудном пути из Египта восхотятостановиться, оттянуться, побалдеть, а на место истинного Бога поставитьзолотой фаллос…

Тяжелые, как горы, мысли толклись в черепе, сшибались спушечным грохотом, я вздрагивал, как в лихорадке, неотрывно следил за экранами.Баррикады выстроили еще в трех местах, но дальше наступило странное затишье,словно мятежники еще не решали: идти ли на захват телецентра или же двинутьсяпрямо в Кремль, чтобы смести этих высоколобых ублюдков, что убрали изтелепередач всю порнуху, все секс-шоу и такие прикольные соревнования поплевкам и забрасыванию друг друга дерьмом.

Ввиду срочности делегаты Генерального Совета имортизмасъехались в Москву уже через три дня. Для заседаний отвели самый красивый ипарадный зал Кремля: Екатерининский, где происходят массовые награждения иликрупные чествования.

Я первые пару часов с утра разбирал проблемы с переводом нановые режимы работы нефтяной отрасли, утверждал разработку залежей никеля иолова в Приморье, там вокруг комбинатов надо строить целые города, чтобыостановить отток местного населения, Волуев наконец появился в дверях, постучалногтем указательного пальца по циферблату наручных часов.

– Иду, – сказал я. – Иду! Уже собрались?

– Да, господин президент.

– Пойдем. Мне стульчик оставили?

– Вы в президиуме, господин президент!

– Сейчас я не президент, – ответил я. – Это моисоратники.

– Все равно президент, – подчеркнул он. – А ктосоздал имортизм?

Зал блистал, залитый огнем сотен и тысяч электрических ламп,свет дробится в хрустальных люстрах, играет на золотой окантовке множествакресел, две трети мест занято, все присутствующие как будто получилидополнительный заряд бодрости, глаза блестят, лица светятся счастьем. Хоть изнают, что назревают большие неприятности, но при демонстрации такогомогущества как-то не верится, что нас можно сокрушить или хотя бы потеснить…

Я торопливо оглядел зал, прежде чем переступить порог,сердце сжимается в предчувствии неприятностей. Генеральный Совет в полномсоставе. Есть еще и Высший Совет движения, это то же самое, что Политбюро, аГенеральный Совет в данном случае идентичен Пленуму ЦК КПСС, очень удобная,кстати, структура, но наши имортисты, понятно, поспешили дистанцироваться дажеот таких названий, а мне было все равно, хоть меджлисом назови или вечем.

Вертинский, как опытный организатор, сразу взял ведениесобрания в свои руки, быстро провел голосование по выбору в президиум собрания,это рутина, но проделал так умело и безукоризненно, что его же единогласноутвердили председателем.

Я сидел скромненько за столом, нас поместилось всего семеро:Вертинский, Атасов, Седых, Тимошенко, а также Кульнев и Рогов, которые такмного сделали для победы нашего движения на выборах. Я оказался между Седых иТимошенко, как раз посредине, как бы символизируя центральную власть, в товремя как Вертинский с самого краю, что тоже символично, однако с его местаближе всего к трибуне, что в наше время всесилия СМИ немаловажно…