«Под звездная» выплюнула пассажиров за основными южными шанцами. Здесь возвели временную причальную мачту для воздушных свиней. Если не считать «Тучелома», стратегос Бербелек располагал четырьмя аэростатами. Он использовал их для переброски людей, снабжения и вооружения; с громадным нетерпением ожидали прибытия тяжелых пыресидр Хоррора, столитосовых разрушительниц крепостных стен. Все четыре аэростата необходимо было купить, ибо никто не собирался страховать их против результата военных действий. Золото было родом из Лабиринтна, но официально воздушные суда принадлежали сейчас Купеческому Дому Ньюте, Икита те Бербелек. Еще тем же вечером и ночью, при свете костров и факелов, причалили две свиньи, доставившие из Амиды очередную сотню Хоррора (Вторая Салическая Колонна; ее только что перебросили под Амиду) и запасы пуль и проса из кафторских и александрийских складов НИБ.

Грохот пыресидр не умолкал, земля тряслась от взрывов мощных зарядов проса. Аурелия обошла все посты с которых велся обстрел Твердыни. На Луне такие пыресидры и осадные машины не были известны, никогда там не возникала необходимость ведения осад: единым был антос, одна Госпожа, а анаиресы укреплений не возводили. Тем временем, пыресидры Хоррора были самыми могущественными машинами для уничтожения, что были извстны человеку; для их пермещения и наведения на цель использовались бегемоты и ховолы в упряжкавх по десятку животных. Металлические стволы длиной в тридцать и более пусов проворачивались в своих креплениях, что трещали при каждой вибрации словно Лопающийся Лед. В металле выжигали символы цефер смесей пыроса, применение которых данная пыресидра выдерживала. Самые крупные, столитосовые, были обозначены цеферами наивысших алкимических пермутаций, изготовленных специально для Хоррора пифагорейцами из Южного Хердона:

119973

Только они одни были сособны метать снаряды столь далеко и с такой силой. Это был пыр практически пуриничный, и всякий раз после выстрела, когда воздух вибрировал от шедшего над равниной грохота, а пост окружала серая туча аэровой гари, выжимающая из глаз дкие слезы — всякий раз сквозь тело Аурелии проходила дрожь какого-то первобытного, нечеловеческого наслаждения, не сравнимой ни с чем, что она до сих пор пережила. Это пыр, думала она, возжигание пыра — архе Огня в моих жилах и мышцах тоже пробуждаются и тоже желают взорваться, войти в Форму этой алкимической трансмутации. Неужели именно так выглядит смерть гыппиреса, о которой мне столько рассказывали: вспышка! — и остается горстка золы? Так ли именно мы и уходим из этого мира, в экстазе Огня..?

Лунянка решила держаться подальше от пыресидер, не выставляя себя чудовищному искушению, и вернулась в основной лагерь. Здесь она оставалась анонимным членом свиты стратегоса; каждый час через лагерь проходили десятки, сотни лиц, ежеминутно кто-то появлялся здесь на покрытом пеной коне или зебре и продирался к шатру стратегоса, точно так же кипела жизнь возле шатров леонидасов отдельных колонн Хоррора. Аурелия насчитала их пять; вероятнее всего, это было наибольшее в этом столетии скопление воинов Хоррора, если вообще — не с Воен Кратистосов. Куда не кинешь взгляд — идентичные солдаты с идентичными движениями, в идентичных угольных доспехах, и с кем бы она не заговорила — ответит одинаково, с тем же самым акцентом. Уже десяток с лишним дней назад они окружили город плотным кольцом. Осада продолжалась все то время, когда стратегос шел с александреттийским десантом Хоррора к Амиде, когда захватывал ключевые города, мосты и перевалы восточной, вавилонской оккупационной зоны, когда Марий короновался в Амиде и спешно организовывал структуры нового государства.

С платформы причальной мачты, куда не доставал обстрел из Твердыни, стратегос Бербелек следил теперь за продвижениями Хоррора; Аурелия поднималась сразу же за ним. В тот первый вечер после их прибытия, четырнадцатого юниуса, была уничтожена третья мостовая башня Пергамона; остались четыре: две селинусовые и две цетиусовые. В двухстах стадионах к западу, в порту возле устья Кайкусса, ожидал флот плоскодонных суден, готовый ударить в Ворота Кайкусса, как только падет последняя башня.

Падение башни было похоже на то, как падает дерево; ее срубили одним точным ударом столитосового снаряда в основание: наклоняясь очень медленно, она очерчивала в воздухе величественную дугу, практически у самой земли распалась на части словно детская игрушка. Но когда ударила, почва затряслась, словно под кулаком Гефеста.

— Так низвергается и могущество Чернокнижника, — буркнул эстлос Бербелек, отведя оптикум от глаз.

— Рано радуешься, тебе же придется сразу же ее отстраивать, — Янна-из-Гнезно сплюнула через плечо. Одно знаю: никогда, абсолютно никогда нельзя быть уверенным, на чьей стороне баррикады со всем этим закончишь. — В этом месте она заговорщически подмигнула Аурелии. — Возьми, к примеру, нынешнего наместника Пергамона. Мы уже отсылали ему самые разные предложения, но он будет защищаться до последнего. Когда-то же он был предводителем повстанцев, выдал своих людей, и Вдовец в награду сделал его наместником Пергамона. И он прекрасно понимает, что никакие данные заранее гарантии не обеспечат ему жизни. — Янна сплюнула в очередной раз. — Милый Боже, ну что это за мир, если даже быть сволочью уже не выгодно.

Той ночью, глядя с причальной мачты аэростатов на простирающееся на стадионы вокруг стен Пергамона колоьцо костров войск Бербелека — куда н кинь взгляд, до темного горизонта — и на грязно-багровое зарево над обстреливаемым городом, дым заслонял звезды над Кайкуссом, той ночью Аурелия была уверена, что осада Твердыни будет выглядеть точно так же, как и осада Коленицы, только в пропорционально большем масштабе, и что она продлится соответственно дольше. Но в течение тех нескольтких месяцев, что прошли с Коленицы, произошла перемена, которую лунянка как-то не заметила — быть может, она находилась слишком близко к стратегосу Бербелеку, но, возможно, перемена происходила как-то неспешно — так что, из всех людей стратегоса именно Аурелию Кржос она застала врасплох.

Шестнадцатого юниуса пали все четыре оставшиеся мостовые башни. Пыресидеры Хоррора били с нечеловеческой точностью, пушкари Бербелека систематически разбивали лицо города, отбивали громадные куски центральной возвышенности. До последнго были разбиты внешние южные и восточные стены. Вечером, Первая Византийская Колонна под командованием леонидаса Преруги в ножиданной атаке с земли и воды захватила Ворота Кайкусса. Хоррор перемещался на новые позиции за шанцами на террасах склона Долины Кайкусса. Иероним Бербелек выслал герольда с предложением почетной сдачи Пергамона; того застрелили, как только он подъехал к воротам. Но уже ночью — по реке и через проломы в крепостных стенах — начали бежать сами пергамонцы. Неожиданно все они оказывались рьяными сторонниками Селевкидов. У них выпытывали сведения о численности, о размещении и вооружении защитников, о состоянии запасов и духа.

Семнадцатого юниуса стратегос Бербелек нескольтко раз объехал Пергамон со стороны восточного притока Кайкусса, Цетиуса. Защитники должны были прекрасно видеть Иеронима — с ним ехал хорунжий со штандартом Красной Саранчи. Хоррорные орали приветствия, пели рога. И сразу же после того пошли три быстрых штурма: восток, восток, юго-восток. До вечера пространство между укреплениями было захвачено. «Уркайя» низвергалась с неба на оставшиеся посты пергамонских пыресидер, удар хвоста этхерного скорпиона разбивал металл и камень. Меканики Хоррора начали подкопы под внутренние крепостные стены. После заката прибыли первые отряды только-только сформированной Армии Четвертого Пергамона. Стратегос Бербелек отдал им приказ разбить громадный лагерь к северу от города, каждый человек должен был разжечь один костер.