– Ты о чём? – Супруга была заинтригована.

– Узнаешь!

Ночью в спальне второго этажа они занимались почти тем же, чем накануне до этого занимались с Санни в спальне на первом.

И разумеется – немного поболтать перед сном, святое дело.

– Тебе понравилась эта девочка?

– О да! У тебя определённо талант – делать мою жизнь светлее. Прикинь, Санни – дочь армейского офицера, выступавшего за Верховный Совет. И мы не могли об этом не поговорить. И самое удивительное в том, что, кажется, меня больше не напрягают воспоминания об этом. Если уж ко мне по доброй воле пришла, чтобы отдать свою невинность, дочь моего врага – значит, я таки сумел примириться со своим прошлым. А идея, как всегда, была твоя.

На Международный женский день он подарил Жозефине бриллиант. Уникальный розовый бриллиант в 12 каратов, перед этим проданный на одном из аукционов некоему анонимному покупателю из Нордланда за восьмизначную цифру в долларах США.

Часть 6 - 2

4

А где-то за неделю перед тем случилось общее расширенное заседание руководства силовых структур под председательством президента. Большой зал, в первом ряду – министры, во втором – заместители. Начальник главка в минюсте Герхард Шпеер оказался где-то в третьем ряду. А в коридоре, перед началом мероприятия, столкнулся с замминистра внутренних дел Ватерманом.

– Здравствуйте, Герхард Антонович! – тот поприветствовал Шпеера, как будто ничего и не было. Обычная светская вежливость. Тот сухо кивнул. Не бить же морду этому негодяю при всех? А Ватерман только усмехнулся. Подошёл ближе и тихо произнёс на ухо:

– Будет вам злиться, Шпеер! Перед вами сейчас такие перспективы открываются…

Герхард пожалел, что при себе не было тех денег, что мент дал тогда Санни. Она…

Шпеер вздохнул. Всё-таки президент был прав. Санни – хорошая, добрая, очень чистая девушка. Вернувшись домой тем вечером, она зашла в кабинет дяди и протянула ему пачку. Крупные купюры, перетянутые резинкой. Зарплата Герхарда Антоновича за полгода или даже больше. Он сразу понял, что это за деньги, от кого и за что. А племянница произнесла:

– Надеюсь, тут хватит на первый взнос на квартиру для Васи?

Да тут не на первый взнос, тут на всю квартиру хватит. Другое дело – как их взять? В прежние времена Шпеер и мысли подобной себе не позволил бы. Но со вчерашнего дня всё пошло иначе.

– Санни, но они же твои?..

– Дядя, ты тоже думаешь, что я согласилась… за деньги?

Она повернулась и пошла к выходу из комнаты. Ничего не сказала. Хотя зачем сейчас были какие-то слова? Герхард понял, что невольно обидел девушку. Очень сильно обидел. Она, конечно, простит, но…

– Санни! – он вскочил из-за стола, быстро подошёл, обнял её за плечи. – Прости, я и в мыслях не держал…

– Я всё понимаю, дядя! – она грустно улыбнулась. – Но у меня и так всё есть. А брат университет заканчивает. Ему нужнее.

Вечером он долго сидел за столом и вертел пачку в руках. Его детей Санни – племянница, сирота, взятая им на воспитание, – считает теперь родными братьями. Самому старшему, Василию, деньги нужнее – пора уже отделяться и переезжать в своё жильё. Нет, похоже, его вчерашний гость действительно сказал, что думал, а не какие-то слова, чтобы заткнуть рты семье девушки.

А тогда... Во что это выльется?

Но сейчас – съездить бы Ватерману этой пачкой по харе. Увы, не получится – Санни настояла, деньги пришлось взять, часть пачки уже отдали застройщику, достраивающему многоэтажку в хорошем районе Мошковца, как предоплату за будущую квартиру. Хотя компромиссный вариант нашли: жильё приобретается в совместное владение Василия Шпеера и Санни Флетчер в равных долях каждому собственнику. Ну, хоть так.

Пора идти в зал – заседание скоро начнётся.

– Президент Северной Федерации Джордж ДжорджиевичЛиандер!

Все встают, он занимает место в президиуме, жестом приглашает всех садиться. Обводит зал взглядом. Всё как всегда. Строгий начальник, характер нордический, стойкий. Говорит негромко, мало, спрашивает какие-то деловые подробности. Эта фирменная манера вести заседания. Вот какой-то докладчик чем-то проштрафился. «Это вторая ваша ошибка. После третьей на вашем месте будет сидеть кто-то другой. А пока садитесь!» Строгий профессор на экзамене.

Экзамен сегодня держать в том числе и Шпееру. Всего в повестке дня пять больших вопросов, по четвёртому предусмотрено краткое сообщение Герхарда Антоновича.

– Господин Шпеер, вам было поручение – разработать и представить соображения по улучшению ипотечного законодательства. Жильё должно стать более доступным для наших граждан.

Особенно с учётом того, что у нас до сих пор несколько тысяч военнослужащих, ранее выведенных из зарубежных стран, проживают по общежитиям в военных городках – другого жилья нет. Переселенцы с Севера – та же проблема. Имеете что сообщить?

Спокойный, ровный, бесцветный какой-то голос. Таким же он разговаривал только что со всеми прочими участниками расширенного заседания. Отвечайте, студент Шпеер. Наделаете ошибок – ваше место займёт кто-то другой.

Слава Богу, предложения по улучшению законодательства есть. Шпеер их озвучивает.

– Вот все бы так! – удовлетворённо кивает человек из президиума. – Конечно, не бесспорно, есть моменты, которые надо уточнить, но в целом вы справились. Представьте в письменном виде, позже обсудим на заседании правительства.

Садитесь, студент Шпеер. Следующий вопрос разбираем с другим участником расширенного заседания.

Об усовершенствовании законодательства в сфере защиты личной жизни граждан. Среди докладчиков – генерал МВД Ватерман. Президент слушает. Как и во время доклада Шпеера, иногда делает какие-то пометки в блокноте.

Герхард Антонович поёжился. Решиться – или нет?

Сегодня пятым пунктом, помимо прочего, обсуждают и правовой аспект работы клиник, оказывающих услуги по прерыванию беременности. Абортариев, проще говоря. А Шпеер…

Уже много лет он со своей женой были прихожанами протоиерея Димитрия Смирного, председателя синодальной комиссии по защите материнства и детства. Фамилию, кстати, протоиерей не оправдывал – отличался на редкость бурной публичной деятельностью. И – слаб человек! – пристрастен. Когда-то давно, в тридцатые, расстреляли его деда, тоже священника. С тех пор протоиерей люто ненавидел советскую власть, но его эта ненависть довела до столь же лютого и слепого обожания дореволюционной монархии. Сейчас поп