заколками, на ушах, на шее, увешанной ожерельями, на пальцах, всего на сумму в сорок миллионов сестерциев. Сама она была готова в любой момент предъявить таблички с записями, доказывающими то, что эти драгоценности получены были законным путем, что это не подарок щедрого императора, а богатства, полученные в наследство, то есть, добытые за счет ограбления провинций. §118 Так вот ради чего их грабили, вот зачем выпил яд Марк Лоллий, который лишился доброго имени, принимая подношения от всех восточных царей и потерял дружбу Гая Цезаря, сына Августа, — все для того, чтобы его внучка усыпала себя сорока миллионами сестерциев и выступила при свете лампад на всеобщее обозрение![2210] Теперь пусть кто-нибудь сначала подсчитает, сколько всего доставили на свои триумфы Курий и Фабриций[2211], пусть представит себе носилки, нагруженные их трофеями, а потом пусть вообразит Лоллию, этакую бабенку, дорвавшуюся до власти, возлежащую за обеденным столом; не покажется ли ему, что было бы лучше, если бы этих победителей стащили с их триумфальных колесниц, чем дали одержать победы, которые привели к таким последствиям? §119 Но это еще не самые выдающиеся примеры расточительной роскоши. Были две жемчужины, самые крупные из всех, которые когда-либо встречались; обеими завладела Клеопатра[2212], последняя царица Египта, получив их в наследство от царей Востока. В те времена, когда Антоний ежедневно потреблял изысканные блюда, Клеопатра с пренебрежительным видом, одновременно высокомерным и вызывающим, как и подобает царственной блуднице, в своих высказываниях старалась умалить достоинства роскошных кушаний Антония, а когда тот спросил, что же еще можно добавить к великолепию его стола, она ответила, что сумеет за один обед проесть десять миллионов сестерциев. §120 Антоний попросил ее сказать, каким же образом, хотя и не верил в то, чтобы такое было возможно. Тогда они бились об заклад, и на следующий день, который был назначен для разрешения спора, Клеопатра подала Антонию обед сам по себе великолепный, ведь этот день не должен был пропасть зря, но обед вполне обычный для Антония, и тот, отпуская насмешки, потребовал, чтобы ему подсчитали, в какую сумму обошлись все эти приготовления. Однако царица ответила, что все, что он видит, это лишь дополнение к основному, и продолжая настаивать на том, что обед обойдется именно в ту сумму, о которой они договорились, и что она одна съест на десять миллионов сестерциев, отдала приказ внести следующее блюдо. Следуя полученным заранее указаниям, слуги поставили перед ней всего лишь один сосуд, наполненный уксусом, который был настолько кислым и крепким, что разжижал жемчуг[2213]. §121 Клеопатра носила в ушах серьги в высшей степени необычные — действительно, неповторимые творения природы. И пока Антоний ожидал, что же будет сделано, Клеопатра сняла с себя одну из жемчужин, опустила ее в жидкость, и когда та растворилась, проглотила ее. Луций Планк, который должен был рассудить этот спор, остановил Клеопатру, когда та собралась точно также проглотить другую жемчужину, и объявил Антония побежденным, так как уже было получено верное свидетельство его поражения[2214]. Не менее знаменита и вторая жемчужина, точная копия первой, которая после пленения царицы, победившей в таком важном споре, была распилена для того, чтобы половина обеда Клеопатры и Антония стала серьгами, в ушах Венеры в римском Пантеоне.

(59) §122 Антоний и Клеопатра не получили пальму первенства за свою расточительную роскошь, и они даже не достойны славы в этом отношении. Еще раньше, чем они, Клодий, сын трагического актера Эзопа[2215] и наследник его несметных богатств, делал то же самое с чрезвычайно дорогими жемчужинами, и пусть не очень-то гордится своим триумвиратом Антоний, которого почти можно поставить на одну доску с актером; да и Клодий-то действовал не на спор, и потому его поступки выглядели более царственными, ведь он хотел попробовать во славу чревоугодия, каков жемчуг на вкус, и найдя его бесподобным, а также желая поделиться своими впечатлениями, роздал каждому из сотрапезников по жемчужине, чтобы те их отведали.

§123 По сообщению Фенестеллы, в Риме жемчуг стал частым явлением и сделался общедоступным только после покорения Александрии, а до этого, начиная со времени правления Суллы, поступали жемчужины мелкие и дешевые. Но Фенестелла явно заблуждается, так как Элий Стилон указывает на то, что «унионами» стали называть крупные жемчужины уже во времена войны с Югуртой.

(60) §124 Наконец, жемчугом можно владеть почти вечно; его передают по наследству, его можно продавать, как земельную собственность; тогда как ткани, окрашенные в багрянец, и пурпуровые одежды со временем снашиваются, хотя их общая мать — Роскошь — сделала их такими же драгоценными, как и жемчуг.

36. §125 Багрянки обычно живут семь лет[2216]. Также как и мурексы, они прячутся в течение тридцати дней, когда выходит созвездие Пса. Весной они собираются вместе и, потираясь друг о друга, выделяют какую-то тягучую жидкость наподобие воска. Мурексы поступают также, но у багрянок в пасти имеется знаменитый цветок, который добывают для окраски тканей. §126 В нем есть белая жилка, в которой жидкости самая малость, и оттуда ее выжимают, эту драгоценную жидкость, подкрашенную в густой розоватый цвет; а в других частях тела багрянки такого не бывает. Не жалеют усилий на то, чтобы поймать багрянку живой, так как погибая, она извергает из себя всю влагу. Из тех багрянок, что побольше, красящую жидкость извлекают, вытащив предварительно их из раковин, а тех, что поменьше, разбивают вместе с раковиной, и только так из них выливается то же самое. §127 В Азии лучшими считаются багрянки из Тира[2217], в Африке — из Менинга и с гетульского побережья океана, в Европе — из Лаконии. В Риме багрянцу прокладывают путь ликторские связки и секиры, и сам он оберегает достоинство детей, проводит различие между курией и сословием всадников, к его помощи прибегают, когда надо задобрить богов, всякой одежде он придает блеск, а на облачении триумфатора он соединяется с золотом[2218]. Но если можно как-то понять безумное пристрастие к пурпуру, то чем объясняется ценность «ракушечных» красок? Ведь это краситель сильно и дурно пахнущий, а цвет его темно-зеленый и напоминает цвет бушующего моря.

§128 У багрянки есть язык длиной в палец, при помощи которого она добывает себе пищу, протыкая им раковины других улиток, настолько тверд его тонкий кончик. В пресной воде они гибнут также, как и в устьях рек; а с другой стороны, пойманные багрянки могут жить до пятидесяти дней в собственной жидкости. Все улитки растут очень быстро, а багрянки особенно: за