такой непроницаемой физиономией — словно о бордюр споткнулся. А вот стряпня моя тебя пугает?

— Ладно, уел, — проворчал нэси.

— Ты хотя бы попробуй, — скорбно предложил Роутэг.

Охитека тяжело вздохнул. Нет, содержимое тарелки выглядело вполне аппетитно. Без изысканной сервировки, конечно — ну, так это и не блюдо в ресторане. Запах тоже был ничего себе.

Но... шакальи потроха — это же жарилось в жиру! Он своими глазами видел, как Роутэг нашинковал бекон толстыми ломтями и обжарил их так, что сало вытопилось на сковороду. Вот же он, этот бекон — перемешан с разваренными бобами.

Н-да, сам себе он бы определенно такого не приготовил!

Наткнувшись на осуждающий взгляд Роутэга, взялся-таки за ложку. В конце концов, не отраву ведь положили ему в тарелку! Надо ж таки попробовать — что едят крестьяне Асинивакамига. Одному разве только Спящему ведомо — зачем ему этот опыт. Но если судьба тебе что-то предлагает — глупо отказываться.

Оказалось на удивление вкусно. Насколько применимо это слово к грубой тяжелой пище, призванной поддержать силы в тяжелом физическом труде.

— Я думал — ты баранину пожаришь, — поделился-таки он. — С каким-нибудь салатом.

— Ты себе представляешь такое — заправиться с утра салатом и отправиться на далекое пастбище? — хмыкнул Роутэг. — А баранину каждый день есть — никакой отары не хватит.

— Есть еще сыр, творог, молоко...

Понятно. Роутэг вполне мог не отвечать — осуждающего взгляда вполне достаточно. Это он, толстосум и бездельник, мог позволить себе с утра чашечку кофе и бутерброд с сыром. В конце концов, ничто не мешало до обеда спуститься в кафетерий, если проголодается. Или перекусить в комнате отдыха рядом с кабинетом... у крестьянина нет ни личного кабинета, ни комнаты отдыха, ни кафетерия поблизости.

— Только не говори, что все настолько плохо, — скорбно заметил уголовник. — Поешь нормально! Сразу отпадут нелепые мысли — кто глюк, а кто — живой человек. Вообще, правильно сделала твоя врачиха, что долбанула тебя шокером, — прибавил он. — Как по мне — стоило посильнее. Может, дурь выбила бы из тебя.

— Сомневаюсь, — вздохнул Охитека, снова берясь за ложку.

— И вообще. Я обещал накормить тебя тем, что ты себе вообразить не можешь. А значит — это послужит достаточным доказательством моей реальности. Судя по твоей брезгливой физиономии — мне это удалось!

— Ладно-ладно, уел, — рассмеялся нэси. — И правда — я уж и забыл, ради чего на самом деле все затевалось! Убедиться в твоей реальности и правда не помешает.

— Тебя так тревожит присутствие галлюцинации? — поддел Роутэг.

— Меня — не особенно. А вот тебе придется не один оборот терпеть присутствие субъекта, который периодически будет считать тебя галлюцинацией.

— О. Знаешь, крестьянская кухня не так, чтобы разнообразна. Но в ней хватит диковинок, чтобы на протяжении трети суток убеждать тебя в том, что я — не плод воображения. Кстати, я слышал, как ты поминал шакальи потроха, — ехидно прибавил уголовник.

— Только не говори, что в вашей кухне есть и такое.

— В нашей кухне есть все, что можно сожрать, чтоб ноги носили! И что при этом можно без особого труда добыть. Ладно, ладно, — прибавил он, сжалившись. — Не прямо ж именно шакальи...

— Это, получается, ближайшую треть суток я буду есть то, что можно без особого труда добыть. Что-то вроде вареных желудей, приправленных пережаренным беконом с чьими-нибудь поторохами.

— Зажрались вы, почтенный господин толстосум, — покачал головой Роутэг. — Я, кажется, не предлагал вам пока что вареных желудей. Это уж вариант на время голода.

— Треть суток впереди...

— Сам виноват. Считай это шоковой терапией. От наркомании.

— Кэт была бы в восторге. Ты ее только что переплюнул по всем статьям, — он зачерпнул варево с тарелки полной ложкой, отправил в рот.

Нет, определенно — это вкусно! Ну, для любителей. И сытно. В желудке обживалась теплая тяжесть, а мысли становились вялыми и удивительно добродушными.

*** ***

— Так ты и правда торчать здесь целую треть суток собираешься? — полюбопытствовал Роутэг, наливая воду в чайник.

— Что, уже надоел?

— Ну почему. Твоей компании я всегда рад, — он хитро улыбнулся. — Слушай, а ты же не сворачиваешь пока мои поиски?

— И что ты хочешь? — хмыкнул Охитека.

— Ну, мало ли кто мог дать мне пристанище или знать, где я нахожусь, — многозначительно протянул уголовник.

— Давай список — я выдам распоряжение своим ребятам, — нэси задумался. — Правда, я уже выдал им приказ — не выполнять требований, связанных со скоропостижными расправами. Так что накладка выходит.

— Вот поторопился ты, — с легкой досадой отозвался Роутэг. — Прямо слишком поторопился!

— Предупреждать надо, — скорбно отозвался Охитека.

Смолк. Собирался уголовник помочь ему в его поисках, или думал с его помощью свести личные счеты? А какая, к медузам, разница.

— Список давай, — решил нэси. — Имена, пароли, явки. Кто такие, чем знамениты, и что ты с ними хочешь сделать.

— Вот так просто? — Роутэг приподнял брови.

— А я со списком твоим ознакомлюсь. Приму к сведению.

— Ах вон оно что! — протянул собеседник понимающе. — И правда — чего это я: чтобы с тобой — и все было просто? Да так не бывает! Информацией решил разжиться по дешевке.

Охитека развел руками — мол, а чего ты ждал-то от черствого дельца?

— Ладно. Список получишь. Только я сомневаюсь, что ты с его помощью что-нибудь узнаешь, — Роутэг пожал плечами.

— Ну, попытаться-то мне никто не мешает, верно?

— Да кто ж тебе помешает! Я — точно нет. Я вообще сижу в твоем доме и полностью завишу от твоего гостеприимства. Надоест тебе мое общество — и кранты.

— Не прибедняйся, — нэси поморщился. — Уж тебе, вроде как, можно этого не опасаться.

Роутэг не ответил. Поднялся, принялся заваривать чай.

— Ты, кстати, удалился в добровольное заточение из-за того, что испугался собственной агрессии? — заговорил он спустя время. — Я ж верно понял? Ты опасаешься, что навредишь в запале кому-нибудь из близких или ценных