Римское командование, будучи удовлетворено общим ходом военных действий и не забывая уроков прошлого года, при подготовке к очередной кампании оставило общее количество действующих легионов без изменений – двадцать один. Новыми консулами стали Марк Клавдий Марцелл и претор прошлого года Тит Квинкций Криспин. Были продлены полномочия Квинту Фульвию Флакку (его переводили в Капую), Марку Валерию Левину (Сицилия), преторам Гаю Гостилию Тубулу (Этрурия), Луцию Ветурию Филону (Галлия), Гаю Аврункулею (Сардиния), Публию Сульпицию (Греция и Македония). Получили назначения и новые преторы: Секст Юлий Цезарь (вместе с Валерием Левином) Сицилию, Квинт Фабий Фламин – Тарент (Ливий, XXVII, 22).

Обоим консулам в качестве провинции назначили Италию, и, по взаимной договоренности, Марцелл вернулся командовать своей прежней армией, оставшейся на зимовку в Венузии, а Криспин повел подкрепления в Луканию.

Всерьез опасались, что карфагеняне готовятся высадить десанты на Сицилии, Сардинии и италийском побережье, для чего в Новом Карфагене строился флот в двести кораблей. Для предотвращения этого пятьдесят кораблей из эскадры Публия Корнелия Сципиона переводились в подчинение Гаю Аврункулею, контролировавшему Сардинию, а к семидесяти судам сицилийской эскадры Марка Валерия Левина добавили тридцать кораблей из-под Тарента. Даже претор Публий Лициний Вар, чьей обязанностью было охранять Рим, должен был с пятьюдесятью кораблями (тридцать из них были старыми и нуждались в ремонте) обеспечивать безопасность морских подступов к Вечному Городу (Ливий, XXVII, 22, 6–9, 12).

Неожиданно осложнилась обстановка на севере. Еще в самый день консульских выборов от пропретора Гая Кальпурния пришло известие, что Этрурия находится на грани отделения от Рима, при этом зачинщиками являются жители города Арретии. В тот раз сенату оказалось достаточно направить туда Марцелла, чье приближение само собой прекратило готовый разразиться мятеж – так силен был страх перед сицилийским палачом (Ливий, XXVII, 21, 6–7). Вскоре, однако, слухи о волнениях в Арретии возобновились, и ответственному за Этрурию Гаю Гостилию поручили взять у горожан заложников, доставить которых в Рим должен был Гай Теренций Варрон. Гостилий ввел в город войска и забрал сто двадцать детей арретинских сенаторов. После этого для предотвращения возможного восстания город контролировал Варрон с одним легионом, а окрестности патрулировал Гай Гостилий (Ливий, XXVII, 24).

Тарент тоже строго охранялся. В нем разместили постоянный гарнизон, а жителям запрещалось покидать город. Степень наказания за их измену решено было определить, когда обстановка в Италии станет более спокойной (Ливий, XXVII, 25, 1–2).

Этим летом римляне вновь дали карфагенянам почувствовать, что такое война на собственной территории. Марк Валерий Левин, выполняя распоряжение сената, предписывавшего не ограничиваться только обороной, с эскадрой в сто кораблей организовал набег на африканское побережье. Высадившись поблизости от Клупеи, римский десант произвел большие опустошения, не встретив почти никакого отпора. Прекратить грабеж заставило только известие о приближающемся флоте пунийцев. Эскадра Левина вышла в море и, не успев отойти далеко, встретилась с карфагенской, насчитывавшей восемьдесят три корабля. В последовавшем бою победили римляне, захватив восемнадцать неприятельских кораблей, после чего с большой добычей вернулись в Лилибей (Ливий, XХVII, 29, 7–8).

Консульские войска продолжали наступление на юг Италии. Правда, прибытие Марцелла к своей армии было задержано выполнением данных им ранее религиозных обетов, а пока Криспин предпринял попытку осадить Локры, один из немногих портов, остававшихся еще в распоряжении Ганнибала. Но осаду пришлось бросить, так как стало известно, что пунийское войско подошло к Лацинию, и Криспин поспешил на соединение с армией Марцелла. Они разбили свои лагери в Апулии, милях в трех друг от друга, между городами Венузией и Бантией. Вскоре туда же подошел и Ганнибал, оставивший Лициний, как только узнал о снятии осады с Локр. Римские консулы, уверенные в своем превосходстве, день за днем выстраивали свои войска, надеясь на генеральное сражение, которое для пунийской армии должно было бы стать последним. Ганнибал, сходным образом оценивая соотношение сил, от битвы уклонялся, надеясь найти возможность для засады. Пока что все ограничивалось небольшими стычками с переменным успехом (Ливий, XXVII, 25, 7–14; 26, 1–3).

Создавшееся положение никак не устраивало консулов. Время шло, враг был слаб, но добить его не удавалось. Чтобы результаты летней кампании не свелись к охоте за пунийскими разъездами, римские полководцы решили возобновить осаду Локр. Луцию Цинцию Алименту с частью сицилийского флота предписывалось блокировать город с моря, а на суше осаду должен был вести отряд из гарнизона Тарента. Осада еще не началась, а о планах римского командования стало известно Ганнибалу – ему донес кто-то из жителей Фурий. Не теряя времени, он расположил под холмом у Петелии, мимо которой должен был проходить римский отряд, засаду из трех тысяч всадников и двух тысяч пехотинцев. На этот раз все прошло удачно. Шедшие безо всякой разведки римляне были застигнуты врасплох и рассеяны, потеряв около двух тысяч убитыми и около полутора тысяч пленными. Уцелевшие вернулись в Тарент (Ливий, XXVII, 20, 3–6).

Тем временем противостояние консульских и пунийских войск продолжалось. Их позиции разделяла цепь лесистых холмов, и многие римские офицеры опасались, что Ганнибал займет ее, поставив римлян в сложное положение, если те сами его не опередят. Марцелл решил, что, прежде чем начинать подобные маневры, необходимо должным образом провести рекогносцировку местности, причем на этот раз ему захотелось осмотреть все лично. Его авантюризмом заразился и Криспин, и вот оба консула, а вместе с ними два военных трибуна, одним из которых был сын Марцелла, и два префекта союзников, взяв с собой всадников – сорок фрегелланцев, сто восемьдесят этрусков и человек тридцать легких пехотинцев (велитов), отправились изучать окрестные высоты. Ни Марцелл, ни его спутники, конечно, не могли догадаться, что именно в этот день отряд нумидийцев выберет себе место для засады как раз на одном из интересующих римлян холмов. Внезапно, когда они находились во впадине, готовясь начать подъем, часть нумидийцев отрезала им путь к лагерю, другая атаковала с фронта. Все происходило на глазах у римских воинов, оставшихся в лагере, но прийти на помощь никто из них не успел. В ходе скоротечного боя погибли консул Марцелл, военный трибун Авл Манлий, префект союзников Маний Авлий и еще сорок три всадника, в основном, вероятно, фрегелланцы, так как этруски бежали первыми. В плен попали восемнадцать всадников и префект союзников Луций Аррений. Консул Криспин и сын Марцелла получили ранения и едва избежали смерти или плена (Полибий, X, 32, 1–6; Ливий, XXVII, 26, 7–14; 18, 27). Рассказ Аппиана вновь сильно отличается от варианта Полибия и Ливия. В соответствии с ним Марцелл сам с тремястами всадниками напал на нумидийских мародеров, но когда к врагу подошло подкрепление, многие из римских конников бежали, а Марцелл, не замечая этого и продолжая рваться вперед, был в итоге убит (Аппиан, Ганнибал, 50). Впрочем, еще Тит Ливий упоминал о разноречивости сведений источников о смерти Марцелла: «При всех различиях большинство согласно в том, что Марцелл вышел из лагеря ознакомиться с местом, и все – что попал в ловушку» (Ливий, XXVII, 27, 14). Так один из самых способных римских полководцев, завоеватель Сиракуз и большей части Сицилии, до сих пор наиболее успешно противостоявший Ганнибалу, был убит в результате собственной неосторожности и самонадеянности.