Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы, несколько неправы, Анна Ивановна. Сейчас среди молодёжи модны кожаные куртки, а наш с вами костюм в любом случае — дешевле её на порядок будет. В случае же расширения вашего дела и постройки фабрики «готового платья» — такая одежда будет по карману для молодёжи из семей среднего достатка и даже возможно студентам…
Это я закидываю удочку на дальнюю перспективу.
— Ну, а кому надо совсем дёшево — пусть в простыню заворачиваются, наподобие индейских йогов или египетских мумий.
Эта одежда первое время будет брэндовой, а «бренд» дешёвым не бывает… Зато, потом! «Бренд», это всего лишь реклама перед массовым потреблением.
Женский вариант «пролетарки» получился несколько проще в плане карманов, накладок и заклёпок — зато сразу было видно, что он именно женский! Приталинность, «кокетка», декольте — то да сё…
Короче, в курсе, да?
Прикид для Лизы обошёлся мне гораздо дороже мужского, да и ко всему прочему, он был в двух вариантах — брючный костюм и «классический» с юбкой.
Головным убором в мужском варианте была стильная кепка с отворачивающими «ушами» и большим козырьком — несколько похожая на «будёновку» без «шпиля», или скорее — на самурайскую армейскую кепку. В женском же варианте — пилотка с козырьком…
Лиза по ней, ну просто — без ума!
Сразу после представления я забрал у Лизы обновку, отдал постирать и вместе со своей спрятал куда подальше:
— Пока нечего нам с тобой форсить!
Есть у меня одна задумка — касаемая августа месяца 1923 года.
Как бы там не было, после того спектакля — швейное предприятие «Игла» заработало без выходных и, этой весной-летом, на улицах Ульяновки можно было довольно часто встретить парня или девушку из более-менее обеспеченной семьи — в модном прикиде «от кутюрье Свешникова».
Рисунок 41. С обувью в Советской России была просто бЯда…
Хахаха!
Анна Ивановна была женщиной честной и, с каждого пошитого и проданного изделия — не забывала отстёгивать мне долю за авторские права.
* * *
Другой, животрепещущий и схожий с предыдущим вопрос — обувь.
Я уж не про «стиль» — не до жиру, быть бы живу. С обувкой в России в те времена была просто беда, а в нашем Ульяновске — сущая катастрофа.
Пошить сапоги или ботинки очень дорого: даже наше волостное руководство в тёплый период времени предпочитало ходить босиком, что тогда про простых смертных говорить? Последнего нормального сапожника городок Ульяновка лишился в 1916 году, когда по распоряжению губернатора в уездном Ардатове попытались организовать пошив сапог для армии. Нижестоящие местные полицейские чины, получив распоряжение о привлечении сапожников-кустарей к работе в земских и военных мастерских, в безмозглом служебном рвении — приказали собрать «по градам и весям» всех сапожников и, как арестованных — под конвоем доставить в уездные города. Это обернулось бунтами и массовыми драками населения с полицией. Вот во время одной из таких потасовок, единственный стоящий ульяновский сапожник — был ненароком убит городовым…
Оставшиеся в волости представители это ремесла, могли осуществить лишь ремонт обуви — заменив подошву или сшив разошедшиеся голенище, но ничего более. Так что, если надо кому пошить обнову — приходилось ехать как минимум в уездный Ардатов.
Среди эвакуированных в 1918 году из Петрограда заводов, были не только крупные предприятия — но и небольшие национализированные частные мастерские. Досталось и мне такого добра пара-тройка вагонов. Так… В основном ничего ценного, представляющее для меня интерес: оборудование уровня середины-конца 19 века, если ещё не демидовских времён. Потихоньку-помаленьку, в течении зимы, втихаря сдал его в аренду местным кустарям от имени владельца — волостного Совета и, имел весьма весомый приварок к своим двум окладам.
Однако, была буквально парочка приятных исключений!
Когда мои бойцы-агенты выбирали себе добро из свезённого на полустанок имущества, мой заместитель Чеботарёв, нацелился на какое-то — мне незнакомого предназначения, оборудование и инструмент. Хотя, вот это — вроде швейная машинка:
— Почему такая большая?
— Прошивочный станок для кожи, — пояснил мой начальник команды по охране грузов, — а это — гвоздевая машина для прибивки каблуков. Винтовая машина, доппельная и весь струмент к ним… Видать, сапоги солдатские тачали.
Несказанно удивился:
— Ты откуда всё это знаешь? Сам — сапожник, что ли? Почему раньше молчал⁈
— Да нет — вовсе никакой не сапожник, я…
* * *
С его слов дело было так.
Возвернувшись осенью 1915 года после излечения в госпитале в свою часть, Чеботарёв обнаружил её — как бы не на половину босой:
— Сам то, я свои сапоги по дороге пропил: думал — на фронте другие дадут, а тут вон оно как…
Часть находилась на Юго-западном фронте — под началом самого генерала Брусилова, а тот с подобными «босяками» особо не церемонился.
— Прописали мне за утрату имущества пятьдесят «горячих»… Выпороли розгами, то есть — но сапоги оттого на ногах не выросли, — смеётся, — это на следующий год, лишь летом — англицкие ботинки с обмотками стали давать, а той осенью-зимой — каждый ходил, кто во что горазд! Кто мешки на ноги наматывает, кто лапти себе плёл, кто куски шкуры забитого скота или павших лошадей… Возьмут такого «воина» австрийцы в плен и потом показывают из своего окопа и смеются: «Не стреляйте в свои лапти!».
Представляю такую картину и ржу не могу:
— Ну, ну… Слышал, а как же. Хахаха!
— А осень уже на дворе! Хоть и не так в ихней Галиции холодно — как у нас в Расеи, но всё равно — нижние чины стали хворать и дохнуть целыми ротами. Тогда наше полковое начальство думать-гадать начало — как на месте обувку солдатскую шить. Стали искать среди нижних чинов сапожников, вот я и вызвался ещё в лазарете — где мне спину, да задницу после розог лечили…
— Так, ты же говоришь — не сапожник!
— Конечно, не сапожник, — отводит глаза тот, — однако шибко сильно обратно в окопы не хотелось… Убьют не ровен час, а за что?
Вспомнив, с чего началась Первая мировая война, подсказываю:
— За освобождение славянских братушек от австро-венгерского ига…
Недоумевает изрядно:
— Чтоб, те тоже в лаптях — как мы или вовсе босыми ходили⁈
У меня донельзя богатое воображение: