Наклоняться надо, а меня совсем на солнышке разморило после полудремы в ночном лесу. Только тогда, когда меня больно укусил в шею большущий слепень, сонливость прошла. А злость на местную живность наоборот выросла.

И так мне захотелось этого жука сбросить с моих брюк, что… тот полетел в траву, отшвырнутый какой-то силой. Ветром? Так полное безветрие. Жук в полуметре от меня трепыхался в траве, пытаясь заползти на стебелек. Это ему удалось, и теперь он уверенно полз дальше. А я сосредоточился и… жука отбросило чуть ли не на полметра в сторону.

Ого-го-го! Возбудившись от хорошего предчувствия, я выкопал из земли небольшой камушек, положил его на ладонь, сосредоточился и послал его на пару метров вдаль от себя.

Я ведь говорил, что мне от мамы достались задатки магии. Совсем крохотные. Легкую пушинку я мог сдвинуть силой взгляда. Монету пятикопеечную уже нет. Слишком тяжела для моих способностей. А вот мама могла ее двигать. И сухой мох могла взглядом зажечь. А у меня получалось его лишь нагреть, да и то чуть-чуть.

Что же, теперь можно проверить и это. Найдя сухой стебелек, я сосредоточил взгляд на нем, заставляя его нагреться. Пошел дымок, и через полминуты маленький огонек опалил этот стебелек.

Ну и какой же вывод? Отец, пожалуй, был прав. Мамины магические способности завяли не из-за потери связи с родной Ральетой. Это наша Земля как-то их глушила. Ей частично, мне больше. Я-то родился на Земле, а значит, с младенчества способности к магии гасились. А здесь другая Земля, другой фон, ничего не гасится, вот они и проявились. Пока слабо, но со временем были шансы их увеличить. Только надо попрактиковаться.

А есть захотелось еще больше. Голодной смертью умирать желания не возникало, поэтому я встал, хорошенько отряхнулся и направился в видневшуюся на пригорке деревню, которая по поверку оказалась довольно большим поселком, основная часть которого с этой стороны была не видна по вине этого самого пригорка.

На аборигенов моя одежда произвела, конечно, впечатление. Многие смотрели мне вслед, кто-то кланялся, а местные мальцы даже провожали меня, пока я шел по улице поселка. Впрочем, держась на приличном расстоянии. А я шел и думал, как поступить дальше. Несколько услышанных фраз оказались мне знакомы. Значит, язык, которому меня учил отец, здесь тоже распространен. Это хорошо, значит, не будет диалога двух немых, когда я решусь обратиться к кому-нибудь из местных жителей.

То, что очередное здание представляет собой здешнюю столовку, я догадался быстро. Да и запахи до меня донеслись, наполнив сухой рот слюной. Терпеть я уже не мог, и ноги меня понесли внутрь туземной забегаловки. Не такая она и забегаловка, как мне показалось сначала. Вполне просторный зал, конечно, грязный. Ну так не двадцать первый век здесь. Впрочем, и у нас кое-где не очень-то далеко ушли от местного сервиса.

Только вот что предложить в обмен на корочку хлеба? Не последнюю одежду же? И не кроссовки. В карманах у меня завалялась рублевая мелочь – все, что оставалось после покупки билета на автобус и легкого перекуса. Может быть, монетки их заинтересуют? Коллекционирует кто-нибудь…

Подскочившему хозяину заведения я сунул под нос несколько из них, а тот неожиданно раскрыв рот, зачарованно уставился в мою ладонь. Да еще и сглотнул, как будто увидел какой-то деликатес.

- Господин разрешит?

Местный говор немного отличался от того, которому учил меня отец, но все было понятно.

- Да, - ответил я, а хозяин аккуратно выудил десятирублевую монету и стал ее разглядывать, а затем попробовал прикинуть ее вес.

- Легковата, - наконец произнес он. – Что господин желает за нее?

- Поесть, - ответил я и в последний момент вдруг понял, что хозяин принял ярко блестящую новенькую монету за сделанную из золота.

Десятирублевки, я помнил, у нас изготавливались из металла и покрывались латунью. А латунь по внешнему виду похожа на золото. Это что же, хозяин забегаловки принял монету за золотую? Этак меня разоблачат, а что делают в этом мире с фальшивомонетчиками можно только предполагать. Но есть хотелось до невозможности. В конце концов, не я же утверждал, что монета из золота.

Золото всегда высоко ценилось и всяко стоило больше одного хорошего обеда.

- Поесть, - добавил я, - а на остальное сдачей.

- Я за нее могу дать не больше восьми балеров, господин.

Поторговаться, что ли? Тогда это было принято.

- Восемь? – я возмущенно удивился и нахмурился.

- Больше десяти не могу, это крайняя цена, господин.

По тому, как хозяин разочарованно протянул мне обратно монетку, я понял, что дальнейший торг неуместен.

- Десять, - хмыкнул я. – Ладно, пусть будет десять. А цены здесь какие?

- О, господин может не беспокоиться, готовка у меня хорошая, а беру я дешево.

- Да? – Я совсем не знал, что такое балер и сколько он может стоить в обмен на обед.

- Полкурицы сколько у тебя стоит?

- Два тигрима, господин.

А это еще что такое? И как соотнести упомянутый ранее балер с этим самым тигримом? Вряд ли тигрим дороже балера, скорее наоборот, балер состоит из тигримов.

- Ком… - я вовремя прикусил язык. Вряд ли здесь принято пить компот. Наверное, пьют какой-то аналог пиву или вино. Ладно, выясним.

- Что есть из напитков?

- Для господина лучшее вино. По тигриму за кувшинчик.

- Тогда неси вино и полкурицы. Хотя подожди, давай целую.

Я посчитал, что, вероятно, местные курицы здесь невелики, а есть хотелось очень. Если и недоем, то возьму с собой в дорогу.

- Сколько тогда все будет стоить?

- Пять тигримов для господина.

- И сколько я получу сдачи?

Я решил прикинуться валенком, впрочем, в местной денежной системе я им и был.

- Девять балеров и тридцать пять тигримов, господин.

- Хорошо, неси.