И уже на выходе подстраховалась:

– Привет Розалии!

– Непременно, – кисло пообещали мне в спину.

Топая обратно по галерее, на парк я уже не смотрела. Нужна Велава, мне срочно нужна Велава! Она может сообразить, какая там произошла реакция и как ее… разреагировать! Тохонь побери, все термины из головы повылетали от ужаса… Возможно ли обратить эту реакцию! Так… если мы имеем устойчивое равновесие – а оно явно устойчивое! – то следует воздействовать на результат извне, изменяя какое-либо из условий равновесия… И тогда усилятся процессы, которые направлены в сторону противодействия… Но условия реакции-то как выяснить?

Нет, проще сварить отворотное зелье. Потому что найти «какую-то бактерию», изменившую свойства лука-артефакта, вряд ли сможет и Велава.

На двери в нашу комнату мерцал незаметный обычно ящичек – почтовый артефакт. Два письма: от Велавы и от Даромиры. Коротенькие… И в обоих написано практически одно и то же, мол, буду через неделю, потом все расскажу.

Вот же невезуха… Хотя то, что девочки живы-здоровы – уже прекрасно!

Но у меня теперь точно только две дороги. Первая – в ректорат, рассказывать о внезапном сумасшествии профессора Роукса и посыпать голову пеплом. Нет уж.

А вторая – в драконий лепесток Зан-Тери. Точнее, на тамошние болота.

И я принялась собираться.

Глава 7

По совести, перед путешествием стоило бы поспать. Тем более что сборы я закончила часов в шесть вечера. Но не получалось даже лечь и отдохнуть.

Еще было неясно, во сколько ждать профессора. «Вечер» – понятие растяжимое.

И тянулось оно уже часа эдак три.

Все внутри меня бурлило, словно в зельеварочном котле. Вопросы то плавали на поверхности, то уходили вглубь головы, словно ингредиенты при кипении.

Еще и Леон подливал масла в огонь. Сидел, поглаживал листья презентованного профессором Роуксом веника из мальвий и занудствовал:

– А ты уверена, что правильно сваришь? Все же Дара почти дипломированный зельевар. А ты так, ботаник…

Я закатила глаза к потолку и раздраженно ответила:

– Я не просто ботаник! Я почти дипломированный фитолог! И у нас тоже было много часов зельеварения! Каким бы я была специалистом, если бы не знала, как собранные и выращенные мною ингредиенты ведут себя в процессе работы?

– И все же я переживаю.

Правда, мне казалось, что переживает Леон не особо. Слишком занят для этого. Потому что уже не только любовно гладит листья, но и тянется пастью к цветкам. Умом я понимала, что это желание поцеловать такие бархатистые, нежные лепесточки. Но выглядит-то однозначно: сожрать решил…

– Не стоит переживать, – утешила я кустик, наблюдая за примеривающимися к мальвии снежно-белыми зубищами. – Там рецепт в целом простой. Основная закавыка в том, чтобы достать нужные составляющие. К счастью, Дарина весьма запаслива и я практически все у нее нашла. Кроме нории хорион…

– А ее сложно добывать?

– Ее сложно уговаривать, – уныло ответила я, тут же вспомнив все, что читала и слышала об этом растении.

– В смысле?

Ответить более предметно я не успела: в дверь постучали и сразу, без спроса, вошли.

Бесцеремонным визитером оказался, разумеется, Аликс Роукс.

– Ты готова, любовь моя? – с порога спросил дракон. Ну очень глумливым голосом!

Мои опасения озвучил наглый Ленчик:

– Что-то для безмерно влюбленного ты очень уж юморишь много. Влюбленные так себя не ведут.

– Влюбленность не подразумевает нарушений мыслительного процесса, – поправив на плечах лямки рюкзака, ответил дракон.

Да и характер от любви, насколько мне известно, не особо меняется. А язык у профессора острый и длинный. Впрямую гадости, как Сий Зейн, он, конечно, никогда не говорит, тут не придерешься. Но язвит – вот ничуть не меньше, пусть и по-другому! Там, где Сий скажет попросту «корова бесхвостая», профессор Роукс завернет целую фразу без единого разговорного словечка. Что-нибудь вроде…

– Тина, поднимайся на свои очаровательные ножки, нам пора, – прервал мои размышления дракон. – Нория хорион активна всего несколько часов, стоит поторопиться. А то потом закопается в землю – и не выманишь.

– Я готова! Могу выдвигаться, – тотчас заверила я, подрываясь с кровати.

Но тут со стола спрыгнул Леон, и мою ногу обвила одна из его зеленых веточек.

– Погоди-ка, Тинка… – Мандрагор прошагал корешками до профессора, задрал бутон-мордочку, глядя тому в лицо, и прошипел: – А влюблен ли ты вообще, друг наш чешуйчатый?

– Вам, любезный куст, я не друг. – Дракон оскалился в ответ куда круче, чем мой питомец. А это уметь надо, отвечаю! В человеческом-то облике превзойти в хищности цветок, у которого клыки в два ряда… – Но я действительно безумно влюбленный в Тиану дракон, который жаждет связать с ней свою жизнь. И поверьте, уважаемая саррацения с изрядно искаженными в худшую сторону размерами…

– Я мандрагора, а не саррацения! – возмутился мой питомец. – Leonaretirus tezerius!

– Судя по поведению, самая что ни на есть sarracenia vulgarius. Или даже обычная лесная росянка, – отрезал профессор.

И пока кустик, онемевший от такого оскорбления, беззвучно разевал пасть, Роукс договорил:

– Так вот, буду честен с вами: я сам не в восторге от того, что Тиана человек вообще и узкомыслящая низкоинтеллектуальная студентка в частности!

У меня от такой откровенности аж челюсть отвисла! Вот вам и аналог «тупой коровы». В мой адрес!

Ну ничего ж себе?!

Это я-то низкоинтеллектуальная?! Да я лучшая на своем курсе! Ну, почти… но уж точно на хорошем счету! Да меня, возможно, эльфы к себе в оранжереи пригласят! Я узкомыслящая?! Да у меня тема дипломной сразу по двум направлениям!

И да, я конечно, человек, но я еще и маг. Жить буду не меньше трехсот лет. Драконы, конечно, живут дольше, чем мы, как и эльфы – в районе пятисот. Что вот вообще не повод унижать ближнего своего.

Особенно если собираешься с ним на болота, где можешь и остаться!

Так, Тинка, стой. Для начала, ты тоже как бы на болота идешь. И