Чем больше времени проходило с нашего ночного рандеву, тем сильнее я злился на нее. На то с какой легкостью, она исключила меня из своей жизни. Одним махом. Словно вычеркнула, как будто ничего и не было. Ни конференции, ни окутавшего томным мороком вечера, ни потерявших головы нас.

Но куда больше, чем на Лику, я злился на себя. За то, что повелся, проникся, закусил удила. Заглядывал в ее расписание, искал глазами на стоянке машину, прислушивался к голосам в ординаторской.

Слишком выкручивающим было чувство, когда всех доводов в мире становилось недостаточно, чтобы не сорваться на глупость и не сделать с ней то, о чем два с лишним месяца думаю.

Ну, или просто подойти спросить «Как дела?»

Услышать в ответ равнодушное.

— Что тебе надо?

Иметь смелость признаться

— Тебя.

О ней хотелось помнить, представлять, и раз за разом прокручивать в голове недолгие встречи. Гадать, что она сейчас делает, с кем, о чем думает. Работает? Валяется в кровати? А может с новым хлыщом?

Дурак! Дурак, что думал, будто сексом с Софией затру фантазии о том, как присваиваю ее себе древним способом, что — забуду, выкину из головы. Нет, стало хуже: я совсем перегорел к Софии. Получив прощальный поцелуй в щеку и пожелания успехов, я изменил свой график. Наши ночные дежурства больше не совпадали, только вот высыпаться все равно не удавалось.

Лика мне снилась. Манящая, обещающая, податливая. Такая…моя. Я чувствовал ее запах, мягкость, тепло, как двигаюсь в ней. Я слышал ее стоны, ощущал острое возбуждение, и просыпался с болезненным стояком!

Пару недель после возвращения из командировки я напрягался, что она все-таки вызверится, и решит отыграться. Но потом стало понятно, что ей на меня наплевать и можно о ней забыть?

А не выходило. Да и не хотелось, чего уж.

Чего я не мог понять — зачем мы ей? Что движет? Слабо верилось, что девушке с ее достатком, нужна рабочая виза. Но выбирать мне было не из чего, искать некогда, а Юлька, чтоб ее мужику икалось, когда ее трахает, активизировалась не на шутку. Я решил принять то, что дается судьбой. Тем более, что посланный ей вариант, был очень симпатичный, и безусловно меня волновал во всех отношениях. Главное, чтобы он приглянулся еще одному мужичку в нашей однобокой семье.

С этими мыслями, я попытался расспросить Никитоса.

— Тебе понравилась Лика?

— Она вот так делает, — прикладывает ладони к голове, и вжимает ее в плечи. Лика так делала, когда в веревочном парке рядом с дикими воплями пролетали подростки на тарзанках. — Смешно!

— Смешно, — я улыбнулся его непосредственности. — Она же девочка, испугалась. Она раньше не видела какие опасные штуки умеют делать взрослые мальчики.

— Я тоже так буду.

— Пугать?

— Нет, — Никита заливается веселым смехом. — Как взрослые мальчики.

— Конечно, подрастешь, и еще круче будешь.

— Она пойдет с нами еще гулять? — наворачивает вокруг меня круги на самокате.

— А ты хочешь?

— Хочу мишек, — выдает свой меркантильный интерес этот хитрюга, намекая на мармелад, который откопал в Ликином пакете, среди многочисленных лакомств.

— Я ей скажу, что если хочет с нами гулять, пусть приходит с мармеладом.

Никита утвердительно кивает.

— А без мармелада пусть не приходит. Мы с ней без мармелада гулять не будем. Да?

Тормозит передо мной и поднимает лицо.

— Нет, — качает головой сначала отрицательно, а потом часто-часто с видом раскаявшегося грешника. — Будем!

— Ну хорошо. Я тогда скажу Лике, чтобы со мной вместе пришла за тобой в садик, и мы опять погуляем.

— Лика — подружка?

— Лика, — я попытался подобрать слова, присев на корточки. — Она будет нам помогать, чтобы все важные дела было делать легче и быстрее.

— Как Ирина Сергевна?

— Да, как Ирина Сергеевна

Никита на секунду замер, а потом согласно кивнул и поехал вперед.

Оно и понятно, что щенячьего восторга Лика у него вызвать не могла: не девочка из песочницы, с которой есть, о чем поговорить. И даже не бабушка с дедом, которые все разрешают. И даже не Ирина Сергеевна, которая в свои пятьдесят семь выглядит, как фея из мультика, и все понимает без слов. Она теперь приходит все реже, потому что слава Богу, за полтора года в саду мы вроде выработали иммунитет, и в ежедневных услугах няни, пусть замечательной, чуткой, заботливой, уже не нуждаемся.

Очень хотелось сказать

— Теперь Никитос, Лика — наша семья.

Лика наша.

Наша.

Эта мысль почему-то приятно грела душу. И я, улыбался, наверное, первый раз за прошедшие дни, после очередной ругани с Юлькой, без желания плеваться накопившейся злостью.

Ну не мог я понять ее неожиданно воскресшую материнскую любовь! Не мог! Два с лишним года, подглядывать за сыном из камеры телефона, откупаться подарками и деньгами. Правда последнее было регулярным и щедрым, позволяющим сначала оплачивать услуги Ирины Сергеевны, а теперь хороший садик. Но все равно это были лишь деньги. На них невозможно купить мамин запах, голос, тепло. Невозможно заполнить образовавшуюся пустоту, ни волшебницей-няней, ни во всем потакающим отцом, ни ублажающими бабушкой и дедушкой.

Невозможно объяснить ребенку, что любящая мама, как в мультике про мамонтенка, просто потерялась, но обязательно найдется. И песенки про маму и рисунки для нее, она, сука, видит. Улыбается и машет, тварь! А теперь воспылала желанием забрать туда, где из-за холода льготная пенсия. В придачу к загородному дому с собакой, и нефтяником.

Какой север? Какой переезд? Какой нахрен любящий нефтяник!

Нет. Я против Юлькиного мужика ничего не имею. К нему у меня только одна претензия. На хрен он ее отпускал, дал выйти за меня замуж, чтобы через два года очухаться и вырвать из семьи?! Или это она тупанула тогда?

Вопрос о том, любила ли Юлька меня, я перестал себе задавать, через неделю, когда за ней захлопнулась дверь, и я осознал, что она уже никогда не станет прежней. Что в первую и самую главную очередь, я — папа, а потом уже все остальное — врач, мужик, сын.

Через месяц после ее ухода, улеглась моя злость, похоронив то светлое, что я к ней испытывал, думая, что это любовь.

Мы поженились спустя три месяца после знакомства, потому что Юлька каким-то волшебным образом умудрилась залететь, даже через барьер рекламируемого латексного изделия. Мы попали в тот самый 1 %. Посидели, подумали и решили рожать. В конце концов- не школьники, работаем, где жить есть.

Сейчас, когда устаканенная жизнь, снова несется под откос, вводя в уравнение жизни новые неизвестные,