— Вше величство! – донесся громкий возглас.

— Вот именно! Королева я или нет?! – голос Марены, Справедливой Королевы.

Миониалиоуэль теперь чуть ли не ежечасно перепроверял себя, но хвала всем богам и особенно Меоре, память у него пока что не отказывала. Деградация – да, сожрала его чуть ли не на две трети, но память работала.

— Но в вашем состоянии, ваше величество!

Возмущался Астард Больбус, жрец Ордалии и фоном слышались голоса еще нескольких целителей, приставленных к Марене королем Гатаром.

— Нормальное у меня состояние! Я не хрупкое яйцо, чтобы так носиться со мной!

— Ваше Величество, вам вредно волноваться!

— Мне вредно не знать, что творится с моей наставницей!

— Лойола, доченька, - вдруг прошептала Феола, пытаясь подняться, - сейчас я помогу тебе!

Миониалиоуэль придвинулся ближе, легко удержал ее за плечи, качая головой и ворча:

— Совсем сбрендила, старая, куда тебе подниматься, помрешь ведь!

— Сам ты старый! Дурак! А я еще молода и прекрасна, а ну пусти, мне дочери помочь надо!

Вспышка гнева обессилила Феолу, она откинулась на подушку, словно утонула в ней, только нос торчал наружу. Миониалиоуэль пробормотал:

— Ты права, я старый дурак, на что я потратил свою жизнь?

Миониалиоуэль знал, что жалеет не о прошедшей жизни, никогда он о ней не жалел (кроме истории со Светлейшей, возможно), сражался, любил направо и налево, о нем и его подвигах пели песни. Жалел он об истории с Амалиниииэ и не обо всей, те части, где они жарко любили друг друга, ему нравились, но вот то, что дочь Светлейшей не любила его. То, как она легко обманула его, то, как он легко позволил обмануть самого себя, вот это царапало изнутри. Задевало остатки самолюбия, словно он снова и снова расчесывал не успевающую зажить рану.

— Ваше Величество, все живые Стордора молятся на вас, как на Справедливую Королеву…

— Вот именно! – громкий возглас, удар ногой об пол. – Там умирает дорогой мне человек, справедливо ли будет не пускать его ко мне?! Ко мне, Носатик! Ко мне, Моростон! Ко мне, гвардия!

— Ваше Величество, умоляю, не надо еще и битву устраивать, сейчас!

Могучие двери распахнулись, Феола вздрогнула от громкого стука створок, попыталась приподняться. Миониалиоуэль оглянулся, увидев встревоженные лица целителей, слегка растерянные – гвардейцев, слыша топот древона во дворе и клекот птицы-скальнута где-то на крыше. Марена ступала плавно и осторожно, словно катила перед собой то самое пресловутое огромное хрупкое яйцо, сходство с которым только что отрицала.

— Бегите, докладывайте королю, но перед этим закройте двери!

Голос хлестнул наотмашь, даже Миониалиоуэль подскочил, хотя Марена не была его королевой. Он поймал взгляд Больбуса и кивнул ему в ответ, мол, присмотрит. Двери закрыли плавно, бесшумно, мелькнула тень Нимрода. Из-за закрытых дверей сразу донесся стук ног, а также началась ругань друг с другом шепотом, но очень горячим.

— Как она? – спросила Марена.

Грозная королева исчезла, осталась измученная девушка, глубоко взволнованная судьбой наставницы Феолы. Слишком молодая, слишком неопытная для всего происходящего. Пусть и внучка Укротительницы, но все знали, что Плата всегда слишком уж дорожила семьей, пыталась оградить их от творящегося в мире героев.

— Совсем плохо, - честно ответил Миониалиоуэль.

Пятна на лице Марены проступили отчетливее, живот, казалось, вздулся еще сильнее, пошел волнами. Прежняя практичная рабочая одежда гномов давно уже сменилась просторными балахонами, как и у Ираниэль, но обе королевы отказывались сидеть без дела. Двигались, занимались делами, приказывали, а Гатар сходил с ума, приставлял к ним все больше охраны и целителей, от которых пытались отказаться королевы, и суматоха вокруг только усиливалась.

— Наставница, - прошептала Марена, усаживаясь рядом с Феолой на кровать.

Она накрыла своими руками сухонькую ручку Феолы, смотрелась сейчас сущей великаншей рядом со старой героиней.

— Лойола, - прошептала Феола, - какая ты у меня красавица выросла.

— Лойола? – невольно переспросила Марена.

— Это ее дочь, - подсказал Миониалиоуэль.

Глаза его оставались сухими, но в груди щемило все сильней. Хотелось сделать что-то, но что? Вернуться к Провалу, где он уже был и так и не погиб в бою? Насколько смешно он будет выглядеть там, деградировавший, хуже обычных бойцов, старый, дряхлый, согревавший постель королеве и изгнанный оттуда. Он-то, покоривший всех красавиц возле Провала!

Смех, да и только, смех над ним, ранящий сильнее любого оружия.

— Дочка, - прошептала Феола, - ты же только родилась, когда ты успела вырасти?

— Наставница, - шептала в ответ Марена, и слезы ее капали на одеяло, - вы не узнаете меня?

— У меня нет учениц! Моя дочь только родилась! – заорала истошно Феола, словно и не умирала мгновения назад. – Изыди, демоница, изыди! Убирайся в свою Бездну! Оба убирайтесь, демоны, вам не обмануть меня! Я вижу вас всех насквозь! У меня!

Она вырвала руку из ладоней Марены, указала пальцем себе в лоб прямо на рисунок третьего глаза. Искаженный морщинами, но свежий, сама Марена его и обновляла, месяца не прошло, а может и не месяца, а дюжины дней. Миониалиоуэль немного запутался в днях, слишком уж сумбурно было все в дни до и после его спасения из «когтей любви» Амалиниииэ.

— Да, Третий Глаз, наставница! Он же работает!

— Ни одна Особенность не поможет, когда разум уже отказал, - прошептал Миониалиоуэль.

Марена все же услышала его, обернулась, не скрывая дорожек слез на опухшем, помятом лице.

— Вы еще не сделали всего, что собирались! Не научили меня всему!

— Мне нечему тебя учить, демоница! – заорала Феола, опять бессильно пытаясь отпихнуть Марену. – Дайте мне оружие! Ты! Да, ты, старик! Если ты не продался демонам, дай мне оружие, дай!

— Вам вредно волноваться, наставница, - снова склонилась над ней поднявшаяся было Марена.

— Уйди! Изыди! Сама сдохну, но тебя убью!!

Она попыталась впиться ногтями в лицо и глаза Марены, но не дотянулась, конечно. Марена отшатнулась все равно, оступилась и упала неловко, ударилась локтем. Слезы текли ручьем, а она бормотала:

— Но это же несправедливо, несправедливо, несправедливо. Грознейшая, возьми мою жизнь, отдай ей, нельзя так, даруй ей жизнь или принеси возмездие, убей, но не мучай!

Миониалиоуэль вдруг ощутил отголосок, тень эха божественного присутствия, похоже Эммида ответила своему паладину.

— Да, она сама выбрала свою судьбу, - прошептала Марена, склоняя голову.

Феола же тем временем, окончательно обессиленная своей вспышкой, упала