Пока Ник был в Париже, она связалась с Райаном Хэллоуэем.Ник знал, что этот Райан для нее ровным счетом ничего не значит, просто такимспособом она постоянно напоминала ему, что она свободна и от него, и от сына, иот своего отца, умершего через три года после их свадьбы. Мать Хил уже давнопотеряла надежду повлиять на дочь, да и сам Ник, кажется, тоже. Она была тем,чем была — яркой, красивой женщиной с острым умом, который она растрачивалапонапрасну, с чувством юмора, делавшим такими приятными те редкие случаи, когдаони о чем-то разговаривали. Теперь большую часть времени они ссорились или простоне замечали друг друга. Несколько раз он думал о разводе, которого при желаниибыло нетрудно добиться, но тогда Хиллари получила бы все права на Джонни. Судьипочти всегда решают подобные дела в пользу матери, если только она непрофессиональная проститутка или наркоманка Ради сына Ник решил терпеть сколькосможет жизнь под одной крышей с Хиллари, хотя последнее время ему все чащеказалось, что терпению приходит конец.

И все же у него теплилась слабая надежда, что поездка вПариж немного развлечет ее и она какое-то время станет вести себя прилично. Ноначало путешествия не обещало ничего хорошего. Он знал, что ее связь с Райаномзакончилась после Рождества, но подозревал, что начинается какое-то новоеувлечение. Когда на горизонте появлялся кто-то новый, Хил становилась особеннорезкой и беспокойной, как скаковая лошадь, запертая в стойле. Ник знал, чтопытаться остановить ее бесполезно. До тех пор пока она благоразумно стараетсяскрывать свои связи, он будет жить с ней; к тому же в последнее время она сталатеплее относиться к сыну. Конечно, Ник позаботился о том, чтобы у Джоннипоявились добрые, любящие гувернантки, он и сам обожает сына, и никогда несогласится на развод, на жизнь без ребенка, которого так любит. Джонни для Ника— центр вселенной, и, если ради того, чтобы жить вместе с ним, приходитсямириться с Хиллари, с ее изменами и дурным характером, что ж, он готов платитьи такую цену.

Ник взглянул на жену, сидевшую у туалетного столика. Онаводила расческой по своим блестящим волосам и одновременно потягивала виски ссодовой, как будто дразнила его. Вдруг он заметил, что из-под белого атласногохалата выглядывает черное шелковое платье.

— Куда-нибудь собираешься, Хил? — Он говорилспокойно, только в глазах вспыхнули зеленые огоньки.

Она колебалась только одно мгновение. Ее ноздри раздулись,как у породистой лошади, приготовившейся к скачкам.

— Собственно говоря, да. Сегодня вечер у Бойнтонов.

— Это любопытно, — иронически улыбнулся он,слишком хорошо ее зная, — что-то я не видел приглашения.

— Забыла показать.

— Неважно.

Он пошел к двери, она повернулась на стуле и тихо спросила:

— Ты хочешь пойти, Ник?

Он обернулся и внимательно посмотрел на нее. Очень можетбыть, сегодня действительно вечер у Бойнтонов. Но он так редко ходит на вечера.Когда они идут куда-то вместе, Хил обычно в укромном уголке флиртует скем-нибудь из своих старых или новых знакомых.

— Нет, спасибо, я принес домой работу. Она повернуласьк нему спиной.

— Тогда не говори, что я тебе не сообщала.

— Не скажу.

Он остановился в дверях, глядя, как она потягивает виски.

— Передай им мои наилучшие пожелания и постарайсявернуться пораньше — Она кивнула. — И потом, Хил… — Он колебался.

— Да, Ник?

Он решил идти напролом.

— Постарайся не оставлять после себя пепелище. Что бытам ни замышляла, детка, помни, через два дня мы сядем на пароход. Так или,иначе, но ты едешь со мной.

— Что это значит? — Она встала и повернулась кнему.

— Это значит, что сколько бы разбитых сердец ты ниоставила здесь, ты поедешь. Ты моя жена, как бы тебе ни хотелось забыть обэтом.

— Я помню, — с горечью сказала она. Больше всегоее раздражало то, что он такой добрый. Это заставляло ее чувствовать себявиноватой перед ним, а она не хотела быть виноватой. Она хотела статьсвободной.

— Желаю хорошо провести время.

Он тихо закрыл за собой дверь и спустился к сыну. Как толькоон вышел из комнаты, Хиллари сбросила халат и осталась в открытом платье изчерного шелка, купленном у Бергдорфа Гудмена. Она надела бриллиантовые серьги ипосмотрелась в зеркало. Хиллари знала, что встретит на вечере Филиппа Маркхама.Допивая виски, она размышляла о том, как это Ник всегда узнает о еепохождениях. У нее с Филом еще ничего не произошло, но в августе он приедет вПариж, и кто знает, что может тогда случиться… Кто знает…

Корабль — огромный, суперсовременный, безупречный по красотеи плавности линий — бросил якорь у 88-го пирса на Гудзоне. Выйдя из автомобиля,Арман на миг засмотрелся на изящный силуэт трех его труб, вырисовывающихся нафоне неба. Несмотря на свой солидный вес — более восьмидесяти тысячтонн, — это было самое быстроходное и технически совершенное судно в мире.При взгляде на него перехватывало дыхание, хотелось застыть в благоговейноммолчании. Еще прекраснее он казался в открытом море, когда шел на всех парах,но и сейчас, у причала, это было само совершенство.

— Папа! Папа! Я тоже хочу посмотреть. — Элизабетпервой выпрыгнула из «ситроена» и остановилась рядом с отцом, крепко сжавшим еемаленькую ручонку. — Так это он?

— Нет. — Арман улыбнулся. — Это она.Прекрасная «Нормандия», мое сокровище. Такого корабля больше нигде не увидишь,малышка. — Неважно, что там еще построят в будущем, другой «Нормандии»больше не будет. Многие из тех, кто плавал на «Нормандии» за семь лет ее существования,согласились бы с ним, а ведь это были в основном знаменитые и богатые л люди,мировая элита. Ибо это действительно было необыкновенное судно, единственное всвоем роде, превосходящее все другие по красоте, элегантности, быстроходности.Настоящий плавучий остров всевозможной роскоши.

Арман обернулся, почувствовав, что жена рядом. На миг онзабыл и о ней, и о детях. Он, возможно, даже прослезился бы, если бы мог себеэто позволить. В этом корабле было нечто такое, что наполняло его сердцегордостью за Францию. Сколько души и труда вложено в него; это самосовершенство.

Лиана понимала, что сейчас чувствует Арман. Она молчалюбовалась просветленным лицом мужа и, когда он обернулся к ней, улыбнулась.

— Ты стоишь, как гордый папаша, — ласково пошутилаона.

Арман кивнул в знак согласия — он нисколько не стыдилсясвоих чувств.

Меж тем Мари-Анж подбежала к сестре, и девочки веселозапрыгали вокруг родителей.

— Можно нам подняться на корабль, папа? Можно? Можно?

Лиана взяла дочерей за руки, Арман отдал распоряжение шоферуи носильщику, и пять минут спустя, пройдя под огромной аркой с надписью:COMPAGNIE GENERALE TRANSAT-LANTIQUE, они вошли в лифт, поднявший их напосадочную площадку пирса. Для пассажиров имелись три отдельных входа: PREMIERECLAS-SE, TOURTSTE и CABINE. Первый класс принимал восемьсот шестьдесят четырепассажира. Когда Арман, Лиана и девочки поднялись на палубу «Нормандии», былпочти полдень. Они выехали из Вашингтона поездом в 5 часов утра и полчаса назадприбыли в Нью-Йорк, где их встретил автомобиль французского консульства,который и доставил их прямо к 88-му пирсу на 50-ю Вест-стрит.