— Это несерьезно! — упорствовал британский посол,все более распаляясь. — Ради Бога, ведь даже вы здесь, в Штатах,готовитесь к войне. Вы осваиваете новые морские торговые пути, у вас заметнооживление в промышленности, особенно в производстве стали. — Англичанинхорошо знал, что Рузвельт далеко не глуп и прекрасно видит все происходящее, новынужден скрывать это даже в кругу близких друзей.

— В такой подготовке нет ничего дурного, —настаивал Рузвельт. — Это даже полезно для страны. Но нельзя же относитьсяк возможному как к неизбежному.

— О да, вы можете себе это позволить, —нахмурившись, заметил британский посол. — Но все равно знаете, чтопроисходит, не хуже меня. Гитлер сумасшедший. Вот он скажет вам. — Линдсейуказал на Армана, тот кивнул. Здесь, в кругу близких знакомых, его взгляды былихорошо известны.

— Что слышно в Париже? — Все повернулись к Арману.Тот заговорил, взвешивая каждое слово.

— То, что я увидел там в апреле, очень обманчиво. Всепритворяются, делают вид, будто не понимают, что грядет. Я надеюсь только нато, что война грянет не слишком скоро. — Он ласково взглянул нажену. — Если что-то случится, мне придется отправить Лиану обратно. Новажнее другое. — Он перевел взгляд с жены на остальных. — Война вЕвропе станет трагедией и для Франции, и для всех нас. — Арман взглянул насэра Линдсея, и их глаза встретились. Этих людей объединяло то, что оба онихорошо понимали, какие испытания ждут их страны в случае нападения Гитлера.

За столом воцарилось молчание. Элеонора встала, как быподавая знак дамам, что джентльменам пора заняться их бренди и сигарами. Кофедамам будет подан в соседней комнате.

Лиана медленно поднялась. Это всегда был самый неприятныйдля нее момент ужина. Ей всегда казалось, что она не услышит главного, что,оставшись одни, мужчины перейдут к об; суждению самых злободневных проблем. Подороге домой она спросила Армана, не пропустила ли она чего-то интересного.

— Ровным счетом ничего. Такие разговоры сейчас можноуслышать повсюду. Рузвельт стоял на своем, англичане — на своем. Когда мывставали из-за стола, Томпсон мне шепнул, что он уверен — не пройдет и года,как Рузвельт вступит в войну, если она начнется. Кстати, это полезно и дляэкономики, ведь войны всегда оживляют производство. — Лиана нахмурилась,однако она достаточно хорошо разбиралась в экономике, прожив столько лет сотцом, и понимала, что это действительно так. — Как бы там ни было, скоромы окажемся дома и увидим своими глазами, что там происходит. — Оставшуюсячасть пути он молчал, погруженный в свои мысли, а Лиана вспомнила свое теплоепрощание с Элеонорой.

— Вы должны писать мне, дорогая…

— Обязательно, — обещала Лиана.

— Благослови вас Бог. — Ее высокий голос дрогнул,на глаза навернулись слезы. Она любила Лиану и ясно сознавала, что, прежде чемони снова увидятся, им всем предстоит немало пережить.

— И вас так же.

Женщины обнялись, и Лиана исчезла в «ситроене», которыйбыстро преодолел короткий путь до посольства, пока еще служившего им домом.Шофер проводил Лиану и Армана до входной двери. Кивнув на прощание двумдежурившим у входа охранникам, они прошли в свои апартаменты, где, казалось,царила полная тишина. Слуги спали, а дети уже давно должны видеть десятые сны.Но по дороге к своей комнате Лиана вдруг улыбнулась мужу, дернула его за рукави приложила палец к губам. Она услышала быстрый топот детских ног и щелчоквыключателя.

— Что такое? — прошептал Арман. Лиана с улыбкойбыстро распахнула дверь к комнату Мари-Анж.

— Добрый вечер, юные леди. — К удивлению Армана,она говорила в полный голос. В ответ послышались хихиканье и возня, и обедевочки, прятавшиеся в кровати Мари-Анж, со смехом бросились к родителям.

— Принесли нам что-нибудь вкусное?

— Конечно нет! — На лице Армана застыло удивление.Он всегда восхищался тем, как хорошо Лиана знает дочерей. Теперь и он началулыбаться. — Почему вы не спите? Где мадемуазель?

Гувернантка, конечно же, была уверена, что они улеглись иуже крепко спят. Ее было нелегко провести, но девочкам, к их бурному восторгу,это удавалось довольно часто.

— Она спит. Было так жарко… — Элизабет смотрела на негошироко открытыми голубыми глазами, в точности такими же, как у матери. Этотвзгляд всегда трогал Армана до глубины души. Он подошел к дочери и поднял еесвоими сильными руками. Этот высокий, крепкий человек и в пятьдесят с лишнимлет ничем не уступал молодым. Только седина густых, красиво подстриженных волоси суровые складки на лице выдавали его возраст. Но дочери и не задумывались отом, что отец на много лет старше матери. Главное, что он их папа, и ониобожали его так же, как и он обожал их.

— Скверно, что так поздно, а вы еще не спите. Что выздесь делали? — Он знал, что проказы обычно начинает Мари-Анж, но Элизабеттолько рада присоединиться к сестре. На этот раз случилось то же самое. Лианавключила свет, и их взору предстала неутешительная картина: повсюду валялисьигрушки, выброшенные из ящиков и чемоданов, которыми была уставлена комната.

— О Боже, — простонала Лиана. Они распотрошиливсе, кроме чемоданов с одеждой. — Что это вы тут делали?

— Искали Марианну, — невинно ответила Элизабет,сияя своей беззубой улыбкой. Передние зубы у нее недавно выпали.

— Разве вы не знаете, что я не упаковывалаМарианну? — Марианна была любимая Кукла Элизабет. — Она на столе утебя в комнате.

— Разве? — Обе девочки захихикали. Они такрасшалились, что уже не могли остановиться. Арман постарался придать лицустрогое выражение, но девочки так веселились и при этом так походили на мать,что он не мог на них сердиться. Да у него и не было на то причин. Мадемуазельдержала их в строгости, а Лиана была прекрасной матерью; поэтому Арман мог судовольствием общаться с дочерьми, не изображая из себя строгого отца. Но дляпорядка он все-таки немного побранил их по-французски, указав, что им следовалобы помочь маме укладывать вещи, а не разбрасывать их. Он напомнил девочкам, чточерез два дня они уезжают в Нью-Йорк, и поэтому все должно быть готово.

— Но мы не хотим в Нью-Йорк. — Мари-Анж серьезносмотрела на отца, как всегда выступая и за себя, и за сестру. — Мы хотимостаться здесь. — Лиана со вздохом опустилась на кровать Мари-Анж,Элизабет забралась к ней на колени; Мари-Анж тем временем продолжалапо-французски говорить с отцом. — Нам нравится здесь.

— А разве вы не хотите покататься на корабле? Там естькукольный театр и кино, и еще много интересного. А в Париже нам всем будеточень хорошо.

— Нет, не будет. — Она покачала головой ипосмотрела в глаза отцу. — Мадемуазель говорит, что там скоро начнетсявойна. Мы не хотим ехать в Париж, если там война.

— А что это такое? — шепотом спросила Элизабет,сидя на коленях у матери.

— Это когда люди дерутся. Но в Париже никто несобирается драться. Там все будет так же, как здесь. — Арман и Лианапереглянулись, и Лиана поняла, что Арман собирается утром серьезно поговорить сгувернанткой. Он не хотел, чтобы девочек пугали разговорами о войне. Внаступившей тишине голосок Элизабет прозвучал особенно громко: