В рассекреченных данных, как и предполагал Ямакава, не оказалось новой полной модели второго вейва. Была только еще более подробная и очень точная модель природы, включающая вдобавок к пригодной для освоения планете еще несколько сот тысяч объектов звездной системы, да невероятная химера из старой МК и моделей развед-экспедиций на Аделаир, Нью-Цереру и сам Вудвейл. Разумеется, корабельный компьютер и за сотню лет не смог бы обсчитать полноценную МК, даже если бы большая часть его мощности не тратилась на необходимый для прыжка контроль квантовых флуктуаций. Пожалуй, даже стационарные датацентры Метрополии не были в состоянии сделать это за приемлемое время. “Нам это и не нужно. В этом деле новые цифры после запятой с определенного момента ― это лишь бессмысленная трата ресурсов.” Новый вариант МК использовал схему для первых вейвов, пригодную для пересчета во время полета.

Будущих колонистов беспокоило и расстраивало отсутствие привычной точности. Ямакаву напрягало наличие не-вейверов на борту. Развед-экспедиции часто отправлялись по следам Ковчегов, и в таких случаях самой первой и самой важной задачей было найти древний корабль и деактивировать его двигатель. На современных звездолетах система квантово-гравитационных взаимодействий была построена таким образом, что в случае проблем при выходе из варпа, или просто с течением времени в обычном пространстве, создаваемые напряжения полей всегда затихали, делая космос вокруг корабля более-менее гладким. Но первые модели двигателей не учитывали очень многого, и иногда, хоть и очень редко, вообще забрасывали экспедиции в прошлое. В обычном же случае вокруг Ковчега сворачивалась локальная аномалия, которая могла существенно влиять на гравитацию в непосредственной близости от себя. Особенно эффектно получалось при взаимодействии с массивным телом: звездой или большой планетой.

На Аделаире Ковчег на высокой скорости прошел мимо первичной черной дыры, которая вращалась перпендикулярно плоскости эклиптики системы, и та начала медленно падать на маленькое желтое солнце, дестабилизируя его приливными силами. Все три планеты системы сошли с орбит, и в этом хаосе расчетная точка выхода корабля разведчиков сместилась внутрь снеговой линии, слишком близко к центру системы. Они чуть не потеряли свой собственный двигатель, и с трудом сумели сохранить хотя бы минимальные модули жизнеобеспечения… Расчет обратного полета требовал существенного уточнения, и становился возможным только если гребанный Ковчег прекратит случайным образом влиять на траектории всех встречных булыжников. Данные должны вернуться в Метрополию.

Ценой невероятных усилий они тогда нашли движок. И положили треть экипажа, пока деактивировали.

Во время подготовки вейверы проходят через все сценарии отключения Ковчегов, с которыми когда-либо приходилось сталкиваться разведчикам. Абсолютно все, без обобщений и исключений. Кейсы с ДМЗ серии 4-2 ― самые сложные из них…

Вернон откинулся на кресле. “Как вы представляете это с почти двумя сотнями неподготовленных колонистов в системе?”

На Нью-Церере было проще. И стократно сложней.

Тут надо рассказать, что хотя большинство обычных людей воспринимают вейверов как монолитную и весьма однородную группу, своего рода касту универсальных солдат-разведчиков, на самом деле они четко делились на два принципиально разных типа: выведенные и отобранные. Первые ― выращенные в искусственных матках и воспитанные в специальных лагерях, часто не доживающие до взрослого возраста, знающие и умеющие только то, что может пригодится в экспедиции. Вторые ― добровольцы, прошедшие специальный отбор в возрасте пятнадцати-восемнадцати лет. Хотя обязательными критериями были сниженная эмпатия и непривязанность к семье, а также отсутствие близких друзей и постоянных половых партнеров, эти вейверы обычно были гораздо более развитыми и эмоционально зрелыми, поэтому алгоритм присвоения номеров, как правило, оценивал их значимость выше выведенных. К тому же, добровольцы начинали свою подготовку позже, и, соответственно, к моменту своей первой экспедиции в среднем были на два-три года старше своих искусственно выращенных товарищей.

На Аделаир Вернон летел девятнадцатилетним, самым младшим в составе миссии. Сейчас это было уже не заметно, но Роб и Дебора, тоже выведенные, на два года старше него. Альберт был старше на пять. Это он, еще перед экспедицией, научил быстро растущего и потому невероятно неуклюжего подростка танцевать. Борис Самирович Нгуен тоже был добровольцем, и на момент старта ему было тридцать четыре, как Ямакаве сейчас. Изначально возглавлял экспедицию не он, а Гера, но она погибла при первой попытке подобраться к Ковчегу. Ядро древнего корабля собрало вокруг себя рой астероидов, и подойти близко на основном звездолете было невозможно. Лететь решили на двух шаттлах, основной пилотировал Ямакава, страхующий ― Гера, лучший из оставшихся на тот момент в живых пилотов. Там было несложно пропустить быстро приближающийся полуметровый осколок…

Когда всю свою жизнь, с самого рождения, ты идешь рука об руку с теми, чье существование ― лишь валюта, то привыкаешь как к внезапным смертям, так и к самоубийствам. До Нью-Цереры Ямакава не понимал тех, кто выбирал уйти, ничего не получив взамен. В тот день, когда это сделал Альберт, Вернон впервые понял. Синь Ю Лань была одиннадцатой. Тоненькая альбиноска с невероятными фиолетовыми глазами, как и Ямакава, специально выведенная для развед-вейвов. Спокойная, тихая, не очень умная, но исполнительная… То, как Альберт смотрел на нее, резонансом отдавалось в эмоциях Вернона. В суровом мире выведенных вейверов неоткуда было взяться любви, но видя этих двоих Ямакава впервые осознал, что означает странное чувство, поселившееся в нем много лет назад. Это было невероятно сложно, ведь в ЭПВ космических разведчиков учили как раз не влюбляться. Хорошо, что благодаря Борису и Альберту Вер успел понять, насколько сложными могут быть человеческие переживания…

Мальчишкой на Аделаире, Вер выжил, потому что шел за старшими товарищами. На Нью-Церере он был вынужден взять руководство экспедицией в свои руки, и это понимание человеческой природы здорово помогло ему. На этот раз в составе экспедиции нет ни Бориса, ни Альберта, зато есть две сотни не-вейверов. И она.

Тихонько зажужжал планшет: напоминалка о танцетерапии. Ямакава коротко глянул в зеркало, убеждаясь, что выглядит не страшнее обычного, и вышел из каюты. Усмехнулся про себя, вспомнив, что фингал под глазом Арчи всё ещё был слегка заметен.

* * *

Глубокий космос, 2549-10-17 19:58

Танцетерапия… Вернон не определился, как к ней относиться. На что Моррис рассчитывал, когда придумывал это? Что вейвер влюбится в партнершу? Что подружится с командой инженеров? Что ввяжется в серьезный конфликт, который заставит Левицки изменить решение? Или, может, он просто хотел помочь Вернону расслабится? Последнее предположение выглядело наиболее фантастически, но, возможно, иногда даже работало.

Шагая по пустому коридору, Ямакава на ходу стащил с себя верхнюю часть комбинезона и завязал рукава на поясе. Идеально спроектированный, комбез не препятствовал отводу тепла и не сковывал движений, но танцевать в нем было как-то странно. Темная майка смотрелась гораздо более подходяще. Дверь скользнула в сторону, впуская вейвера в зал. Свет приглушен, вся мебель сдвинута к стенам, и кают-компания кажется огромной, открытой в бездонный космос. На панорамном экране ― завораживающая спираль галактики Андромеды. В центре помещения ― светящийся круг примерно два с половиной метра диаметром, маленькое техногенное чудо: над ним не гравитации.действует тяготение.