утонченный, более замаскированный. Но законы изменяются быстрее сердец. Помнишь, я сказал, что хотел бы, чтобы люди не различали цветов? Конечно же, это только фантазии. Они различают, и я разли-

33

чаю. Все вокруг постоянно напоминает мне о цвете моей кожи, и мне от этого не спрятаться. Это преследует меня, отравляет, заставляет тратить массу времени и сил, — Кларенс вздохнул, — впрочем, какой смысл об этом говорить. Все равно ничего не изменится. Давай сделаем заказ. Там уже выстроилась очередь.

Они стали в конец очереди, в которой перед ними стояло шесть человек. После минутного молчания Джейк сказал:

— Хорошо, Кларенс. На этот раз я не сменю тему разговора. Что напоминает тебе о цвете твоей кожи прямо сейчас?

Кларенс простонал, притворившись, что не хотел говорить об этом. Он осмотрел помещение.

— Сколько здесь человек?

— Не знаю. Может, тридцать пять или сорок.

— А сколько среди них черных?

— Включая тебя? Трое.

— Вот тебе первая причина. Когда ты в большинстве, тебе не нужно думать о цвете твоей кожи, но когда ты в меньшинстве — приходится.

— Хорошо. Вот я вижу двух или трех латиноамериканцев. А этот парень похож на американского индейца. А там, по-моему, четыре азиата — японцы, корейцы или китайцы. Они тоже думают о своей расе?

— Наверное. Я не знаю. Возьмем, к примеру, латиноамериканцев. Может, земля их прапрадедов была украдена Соединенными Штатами. Возможно, они просто приехали в Америку в последние двадцать лет, а здесь намного лучше, чем в Мексике, даже если ты не можешь купить пристойную маисовую лепешку. Но ты не встретишь латиносов, которые были вынуждены жить в этой стране под дулом пистолета. Они могли пересекать границу, когда хотели. Что касается азиатов, они приехали, чтобы преуспеть в бизнесе. Они могут получить ссуду в банке, хотя их предприятия и считаются довольно рискованными для кредитования. И кроме всего, они здесь по собственной воле.

— А ты нет?

— Я хочу быть здесь, Джейк, но по этой ли причине я здесь? Нет. Я здесь потому, что некоторые из твоих предков решили заковать в цепи некоторых из моих предков, украли их, бросили на корабль работорговца и привезли сюда как дешевую рабочую силу.

Джейку было явно не по себе, и он уже размышлял, не сменить ли тему разговора.

Кларенс поднял руки.

— Во мне не столько горечи, как кажется на первый взгляд. Лично против тебя, братишка, я ничего не имею. Ты не заковывал моих предков в цепи, не вел их на те корабли, не морил их голодом, не унижал и не насиловал, не отбирал у них семьи и культуру, и не бил до тех пор, пока они не подчинятся господству белых. Ты не грузил моих предков в трюмы, и не проповедовал с христианской кафедры о том, что у черных нет души. Я это знаю, но это все равно ранит, и ранит сильнее, чем я когда-либо смогу объяснить. Конечно, эти азиаты, возможно, чувствуют себя несколько неловко, но это совсем другое дело. Латиноамериканцы ощущают себя не в своей тарелке, но это тоже другое дело. А вот этот американский индеец может испытывать во многом те же чувства, что и я. Вся эта земля всегда принадлежала ему, хотя, как ни плохо лишиться земли, лишиться своего тела, думаю, — намного хуже. Но одно можно сказать с уверенностью: из тридцати белых в этой комнате никто не думает о том, каково быть белым. Им это не нужно.

— Ладно, — сказал Джейк. — Возможно, ты и прав. Но ты сказал, что постоянные размышления о расе изматывают тебя.

— Конечно. Но это еще не все. Ты ловишь на себе косые взгляды. С тобой обращаются не так, как с другими. Помнишь, как два месяца назад мы приехали в автомагазин? Те два продавца подошли к тебе, не замечая меня, как будто меня не существовало. Можно подумать, что черные не покупают машины, а только воруют их.

— До тех пор пока ты не сказал об этом, я этого не замечал. Мне жаль.

— Я знаю, и не обвиняю тебя за это. Нельзя ожидать, что ты будешь замечать подобные вещи. Я имею в виду, что для тебя это ничего не значит. Но я, наверняка, заметил бы такое, если бы это случилось с кем-то другим.

Джейк посмотрел на пять человек, стоящих перед ним в очереди.

— Такое ощущение, что эта очередь замерла навеки.

— Ты знаешь девушку, принимающую заказы? — спросил Кларенс.

— Она здесь почти каждый день с тех пор, как Марция уволилась две недели назад. Я еще с ней не познакомился, как следует.

— Как бы ты охарактеризовал ее? Она дружелюбна?

35

— Даже слишком дружелюбна. А что?

— Что ж, мистер «Ветеран журналистики», давай проведем небольшое исследование. Понаблюдай, как она общается с двумя парнями перед нами.

— Хорошо, — Джейк наблюдал и слушал.

— Хотите что-то еще, сэр? — спросила девушка. — Спасибо. Приятного аппетита.

Заказчик что-то ответил, и девушка весело засмеялась. Подошла очередь мужчины, стоящего перед Кларенсом и Джейком.

— Да, сэр? Не промокли сегодня? Что будете заказывать? — тот же энтузиазм в голосе. Девушка выбила чек на заказ, взяла деньги и сказала, — спасибо, сэр. Всего доброго.

— Смотри внимательно, — шепнул Кларенс Джейку, подходя к кассе.

Глаза девушки были опущены, как будто она что-то искала в реестре.

— Слушаю вас, — сказала она Кларенсу. Джейк отметил, что теплота и энтузиазм в ее голосе куда-то исчезли. И куда девался «сэр»?

Кларенс оформил заказ, не обмолвившись с девушкой даже парой слов. Она молча передала ему сдачу. Кларенс отошел от кассы, и девушка посмотрела на Джейка.

— Добрый день! Слушаю вас, сэр. Могу я вам предложить наше фирменное блюдо? Индейка