сделал меня своей пленницей, я хмурюсь. Она подразумевает, что Марко не был настоящим сыном Андреа?

– У нас нет времени, Мериам. – Голос Юстуса заставляет ее посмотреть на него.

Задержав на нем взгляд на долю секунды дольше положенного, она вновь смотрит на завитки крови у меня на груди.

– Пожалуйста, отпустите ее и отойдите, дженерале, иначе помешаете чарам. – Должно быть, она угадала мое намерение сбежать, поскольку, едва Юстус меня освобождает, она говорит: – Если ты уйдешь, Фэллон, дорогая, то не только не получишь свою магию, но и не узнаешь о своей матери. Разве тебе не интересно, что с ней стало?

Удар ниже пояса, Мериам! Конечно, я хочу знать судьбу Зендеи.

– Я слышала болтовню своих стражей о беспорядках в Люче, о воронах твоей пары, падающих тут и там. Я знала, что моя дочь будет искать убежища в Шаббе, но для этого ей нужно было вернуться в Святой Храм и снять свою охранную руну. Я заключила новую сделку, на этот раз с Ю.

Она оставляет кровавые точки на моей ключице, и я невольно задумываюсь, действительно ли печать настолько замысловатая или Мериам просто рисует каракули.

– Я рассказала ему, где найти твою мать, в обмен на то, что он отнесет меня в Святой Храм и посадит среди золотых идолов фейри.

У меня бегут мурашки. А я-то Юстуса и Данте считала порождением зла, но по сравнению с Мериам эти два фейри – мальчишки-послушники.

– Я хотела не заманить свою дочь в ловушку, а помочь ей.

Я фыркаю. Неужели она действительно ждет, что я поверю в эту несусветную чушь? Должно быть, ей мозг разъело золото.

– Я понимаю, ты не веришь. Все же я изолировала свой народ, бросила родную дочь, отдала чужую магию и выдала секреты, которые положили конец правлению великого короля и посадили на трон подлого.

Ее ярко-розовые глаза, точь-в-точь такого же цвета, как залитая солнцем чешуя Минимуса, полны решимости, которая скорее тревожит, чем ободряет.

– Меня за это покарали, но вместе с тем покарали весь мир. Да, я заслужила свое проклятие, но твоя пара, мама, отец, шаббины – никто из них не заслужил страданий, которые я на них навлекла.

Ее речь настолько страстная, что Данте хмурится.

– Двадцать три года назад я не сумела все исправить. Я не сумела дать дочери шанс покончить со мной. Я устала терпеть неудачи, Фэллон, дорогая. Но чтобы добиться успеха, мне нужна ты.

Она просит меня… она просит меня ее убить? Неужели существует некая лазейка: например, если оборвать ее жизнь с помощью магии, то это не затронет мою? Поэтому она высвобождает мою магию? Ну, я всеми руками за смерть. Она бы решила многие проблемы.

Данте что-то бормочет Юстусу о времени. Пользуясь тем, что он отвлекся, я шепчу:

– Разве твоя смерть не повлечет мою?

– Повлечет. – Она улыбается, и изгиб ее губ наполнен такой меланхолией, что сердце екает. Правильно ли я истолковала ее слова?

Убьет ли она теперь меня?

Она проводит большим пальцем по моим губам, окрашивая их в малиновый.

– В тот день в Святом Храме, в день, когда моя дочь должна была покончить с моей жизнью, она лишь взглянула на меня на мгновение и произнесла то заклинание, которое связало наши жизни воедино. Наши три жизни. Так что, если ты убьешь меня, ты убьешь и ее.

Глава 11

Желудок скручивается и стягивается, пока не становится таким же запутанным, как рубиновый узор на вздымающейся груди. Да, Мериам уже говорила, что моя мама жива, но теперь у меня есть доказательство.

От потрясения и облегчения я ахаю. Точнее, пытаюсь: губы не разжимаются. О боги, неужели их заколдовали? Проклятая ведьма меня парализовала! Наверняка она сейчас начнет хихикать. Впрочем, я заслужила насмешки: ведь сама попалась в ее кровавую паутину.

Однако Мериам не хихикает: она вздыхает.

– Прости, дорогая, но я не закончила свою историю, как и ритуал.

Веки приподнимаются чуть выше. Фух! Я еще контролирую собственное тело.

– Моя бабушка часто говорила: «Когда бессмертные строят планы, Котел смеется». Я полностью постигла значение этой фразы той ночью в Храме, когда твоя мама нас связала. Она осознала свою ошибку, поняла, что я ей не враг. Но было слишком поздно менять заклинание: она уже перенесла тебя в утробу своей подруги, и теперь твоя кровь была связана с твоей носительницей-фейри. Моя падчерица теперь знает правду. Мой новый муж разъяснил все по мере возможности, когда они встретились, чтобы обсудить условия твоего пленения.

То есть выходит, что Юстус в курсе… всего? Я перевожу взгляд на мужчину, который наблюдает за пальцем Мериам, скользящим по моей коже, словно корабль – по морю.

– Все в Храме были уверены, что твоя мама потеряла ребенка: ее живот сдулся, у нее началось сильное кровотечение. Никто, кроме меня, не заметил, что она перенесла тебя в чужую утробу.

Мериам закрывает глаза, и по бледной щеке скатывает слеза – настоящая слеза!

– Нас заперли в разных камерах. Твоя мама сошла с ума в той темнице. Днями и ночами ее крики разносились среди каменных стен. Настоящая пытка. Я умоляла Ю пустить меня к ней, чтобы успокоить, но он еще не до конца мне доверял. Я слышала от других, что он вставлял ей в уши целебные кристаллы и менял их по мере ослабления магии. Небольшое проявление доброты, тем не менее оно запало мне в душу. Совсем как с тем одеялом. Как и большинству фейри, ему запудрили мозги, но в глубине души, в глубине сердца он хороший.

Я фыркаю, но звучит так, будто давлюсь воздухом.

– Он остался верен короне фейри, поскольку боялся, что на его место придет кто-то, кто будет ненавидеть нечистокровных и убивать на суше, вместо того чтобы бросать в Марелюче.

Утонуть – не лучшая участь, Мериам.

Она улыбается.

– Твой дедушка… – Не дедушка он мне! – …заставлял людей идти по доске, чтобы у них был шанс на лучшую жизнь в Шаббе.

Я выгибаю бровь, и да, бровь способна шевелиться, в отличие от бесполезных губ.

– Возможно, я упоминала, что змеи уносят каждую жертву фейри к нашим берегам.

Мне все никак не удается сопоставить описываемого ею фейри с жутким генералом, которого я считала своим дедушкой. Мы вообще говорим об одном и том же человеке?

– Именно благодаря ему твоя мама выжила. В тот день, когда ты родилась, Зэ это почувствовала и принялась терзать кандалы, пока