не ободрала все ногти, а затем начала отчаянно вопить, пока ее мольбы наконец не достигли ушей Ю во время йольского пира во дворце Эм. Она так сильно себя измучила, что ему пришлось принести ее обмякшее тело в мою камеру.

Она проводит пальцем по острому краю моего подбородка, словно пытаясь запечатлеть его форму в памяти. Ее палец весь в крови, тем не менее… мне не противно.

– Той ночью я сделала единственное, что могло положить конец страданиям дочери. – Еще одна слеза ползет по ее щеке. Ползет, скатывается с подбородка и падает на колени из чистого золота. – Что могло ее освободить.

Что сделала? Вопрос взлетает к напряженному горлу и превращается в пепел, прежде чем успевает слететь с запечатанных губ. Когда он скользит обратно, я давлюсь, а затем давлюсь обжигающим вдохом. Грудь пылает огнем, который перекидывается с кожи на вены, прежде чем проникнуть в легкие, словно бы насыщая их кипящим маслом.

– Дыши, моя дорогая. Жжение утихнет. Дыши. Они не должны знать, что заклинание работает. – Потусторонним голосом, подобным туману, поднимающемуся над Марелюче зимой, она добавляет: – Дыши, девочка моя.

В уголках глаз скапливаются слезы. Я пытаюсь задрать голову, но шея скована. Подобно стальному лезвию в кузнице, огонь пожирает мой хребет, опаляя каждый позвонок, словно пытаясь расплавить их для молота боли, которая вот-вот обрушится. Я стискиваю зубы, сдерживая крик, угрожающий прорваться наружу.

– Спокойно. – Мериам подносит пальцы к моим губам и смачивает их кровью, одновременно с этим на меня обрушивается ее сила. Или же моя?

Как бы то ни было, яростная и неумолимая, она терзает позвоночник от копчика до черепа, вырывая из горла крик, который бесшумно ударяется о плотно стиснутые зубы.

– Я чувствую ее. Почти готово. – Окровавленные кончики пальцев танцуют по моим щекам, размазывая следы моей агонии. – Осталось немного.

Я пытаюсь сжать кулаки, но, должно быть, она наложила заклятие не только на мои губы, потому что пальцы не сгибаются. Когда погребальный костер, бушующий под кожей, окутывает сердце, из глаз льются ручейки слез.

Мне хочется окунуться в бездны северного моря.

Хочется вонзить в кожу кинжал, чтобы высвободить раздирающее меня давление.

Хочется содрать с себя плоть, прежде чем заклинание Мериам испепелит мои внутренности.

Хочется…

Боль прекращается.

Огонь отступает.

Жжение становится легким покалыванием. Я опускаю взгляд на обнаженную грудь, украшенную множеством отметин, как у одичалой, ожидая увидеть сияние, однако под слоем крови Мериам кожа белая.

До чего странно чувствовать себя настолько переменившейся, но выглядеть прежней.

– Сейчас я освобожу тебя от паралича. – Ее речь замедляется. – Не забывай… вести себя так… словно заклинание… не сработало. – Неудивительно, что Мериам истощена. Она потеряла столько крови. – И, Фэллон, дорогая… не забывай меня ненавидеть.

Изображать отсутствие магии наверняка будет плевым делом. В конце концов, я ничего не смыслю в печатях. А вот изображать ненависть к женщине, которую использовал подлый мужчина и которую незаслуженно презирает весь мир… Вот это будет подвигом.

По плечу к уху подкрадывается дьявол и шепчет: а вдруг она наплела тебе с три короба? Тебе, наивной душе, не впервой вестись на ложь.

Я мысленно сбрасываю дьявола с плеча и для верности топчу ботинком, однако его слова оставляют след… который проникает глубже. Нет, я не намерена тут же вписать имя Мериам в свое генеалогическое древо, но разве мой товарищ по несчастью не заслуживает хоть капли доверия? В конце концов, желай она меня ослабить, стала бы превращать в оружие?

Из-под подошвы моего ментального ботинка раздается слабый писк: может, она превратила тебя в свое личное оружие?

Вместо того чтобы вновь втоптать его в землю, я убираю ногу и позволяю дьяволу подняться обратно на плечо: уж лучше слушать собственного ручного дьявола, чем тех, что меня окружают.

Глава 12

Мериам проводит прохладным пальцем по моим губам, прежде чем прочертить замысловатый узор на груди. Тряхнув головой, она с досадой рычит.

– Что? – Фигура Данте напрягается, пока плечи не становятся такими острыми, что резко выступают из-под золотого пластрона. – В чем дело?

Мериам поджимает губы.

– Мы не учли, что сейчас лето и солнце встает рано. – Она поднимает дрожащую руку и проводит костяшками пальцев по блестящему лбу. – В следующем месяце нужно будет начать ритуал, как только луна осветит небо.

Одновременно с ее словами невидимые оковы ее магии спадают с моей кожи. Хотя она не даровала мне крыльев, я чувствую себя так, словно вышла из кокона и готова к полету.

– Мы не учли? – Данте выпучиваются глаза. – Не перекладывай вину на меня, стрега! Если нам придется торчать под землей еще две недели, то из-за твоей неудачи! – Словно закативший истерику ребенок, Данте ударяет мечом по золотому трону. Однако единственное, чего добивается, помимо демонстрации своей несдержанности, – ломает обсидиановый клинок.

Улыбка подкрадывается к губам, но я ее спешно прогоняю, пока никто не заметил, и опускаю взгляд в пол, однако замечаю алые завитки на груди, и меня передергивает. Используя лоскуты изодранной рубашки, вытираю кровавое месиво. Вскоре ткань становится такой же красной, как следы на груди. Желудок вновь скручивает, и на этот раз меня тошнит. Язык обжигает одна лишь желчь, и боги! – какая кислятина!

Меня захлестывает новая волна тошноты, я сгибаюсь пополам и извергаю на пол хранилища то немногое, что оставалось в желудке.

– Может… кто-нибудь… смыть кровь? – шепчу я.

Мою просьбу исполняет Юстус, хотя он и не единственный водный фейри из присутствующих. Он обходит меня, подняв поблескивающие ладони. Пока он окатывает меня водой, его взгляд изучает каждый миллиметр моего лица. Друг ли он мне или враг? Мериам не прояснила.

«Впрочем, ей тоже нельзя доверять», – бормочет верный дьявол на плече. Интересно, в курсе ли он, что кровь, которую он с меня смывает, вернула мне магию. Когда он устремляет поток воды к моему лицу, я закрываю глаза и сжимаю губы, чувствуя, как жар заклинания все еще стекает с меня ручейками.

– Росси, вели бросить в Филиасерпенс кузнеца, который сделал этот дурацкий меч, и прикажи Таво найти мастера, способного изготовить оружие, достойное лючинской короны.

Данте швыряет сломанный меч в беломраморный бюст, отрезая ему кончик заостренного уха, что напоминает мне о том ухе, которое Юстус железным лезвием отсек дочери за ребенка, рожденного вне брака. Сердце щемит. Сожалеет ли он об этом теперь, когда знает, что я не принадлежу Агриппине Росси?

– Заклинательница змей, назад в клетку!

Мой взгляд отрывается от разбитого бюста и останавливается на Данте.