Чарли, мамин новый ветеринарный техник. Должно быть, вид у меня скептический, потому что парень показывает мне удостоверение, болтающееся на шнурке у него на шее.

– Микроволновка в офисе сломалась, – объясняет Чарли. – И твоя мама сказала, что я могу попользоваться этой, в доме.

хлебать

Я говорю – конечно, никаких проблем, но морщусь, когда он с громким хлюпаньем начинает хлебать суп.

– Твоя мама говорит, ты любишь рисовать, – произносит Чарли. – Я тоже рисую.

Он достает из кармана штанов маленький линованный блокнот. Там я вижу изображение собаки с больными зубами. Чарли объясняет, что набросал это на прошлой неделе, пока мама работала с немецкой овчаркой.

фламинго

Когда, наконец, он уходит, мы с Мэттом берем немного лимонного печенья, сделанного мамой, и я предлагаю попрактиковаться в стоянии на одной ноге, которое нам задал сенсей Такаи.

– Мы должны были учиться бить ногами и метать ниндзевские звездочки, – отвечает Мэтт. – А не стоять на одной ноге, как фламинго.

Я откусываю печенье с одной стороны, поворачиваю, кусаю с другой. Мэтт мигом понимает, что я задумал, и тоже обкусывает свою печеньку по краям. Вскоре перед нами лежит горка печенных ниндзевских звездочек.

– В доме или на улице? – спрашивает Мэтт.

– Мама и так разозлится, что мы слопали все печенье. Давай по крайней мере бросать его на улице, чтобы она совсем с цепи не сорвалась.

Мы с Мэттом сгребаем печенные звездочки в подолы футболок. Следующие полчаса мы проводим швыряя друг в друга лимонными ниндзя-звездочками.

Я был бы рад сказать, что мы не едим упавшее печенье с земли, но мы это делаем.

Репетиция с Карли

За ужином мама без умолку говорит о Чарли. Я так понял, что, когда он не рисует собак с гнилыми зубами, он помогает ей оптимизировать дела в офисе.

– Может, он сумеет починить микроволновку, и тогда ему не придется хлюпать своим супом у нас дома? – предполагаю я.

оптимизировать

Мама говорит, что отец заберет новую микроволновку по дороге с работы. Сейчас его рабочий день удлинился из-за новой рекламной кампании, которую они организуют, но ему вроде как даже нравится – и хорошо. Не могу вообразить себе, как можно так тяжело работать и при этом НЕ любить то, что делаешь.

Когда я говорю маме, что иду к Карли, чтобы порепетировать наши роли в школьной пьесе, она просит отнести Марии, Карлиной маме, немного лимонного печенья. Открывает пластиковый контейнер, стоящий на кухонном столе, и обнаруживает внутри одни крошки.

контейнер

подъюбник

Мама смотрит на меня с тем самым разочарованным выражением, которое я видел уже миллиард раз.

– Извини, – мямлю я и направляюсь к Карли.

Она открывает мне дверь в старомодном подъюбнике. А на голове у Карли накрахмаленный белый чепец.

– Я не думал, что это будет репетиция В КОСТЮМАХ!

Еще даже и шага внутрь дома не сделав, я уже чувствую себя зеленым новичком. Я пытался перед ужином заучить реплики, но дальше первого абзаца не продвинулся.

Карли выглядит смущенной тем, что расфуфырилась не по делу, и стягивает чепец:

– Я хотела примерить, чтобы посмотреть подходит ли. Не придавай этому такого уж значения.

оригинальный

У меня ощущение, что я что-то сделал не так, только не понимаю, что именно. К счастью, в комнату входит миссис Родригес и разряжает обстановку. Мы беседуем о пьесе и о том, как много Карли трудилась, чтобы создать нечто оригинальное. Через несколько минут мы с Карли идем вниз.

астма

Когда Карли говорит о нашей сцене, ее голос становится мягче и заметно отличается от обычного учительского тона, к которому она прибегает в школе. И тут до меня доходит, что мы с Карли впервые остались наедине с того дня в кабинете рисования на прошлой неделе, когда мое воображение понесло. Если начнется что-то неловкое, может, я смогу притвориться, что заразился астмой, и уйти? На деле я вообще не уверен, что астмой можно заразиться, но, если начнется что-то неловкое, вариантов не будет.

– Абигайль Адамс была удивительной женщиной, – начинает Карли. – Они с Джоном Адамсом были не просто мужем и женой: они стали политическими союзниками, что в те времена считалось необычным.

Мне с ходу не нравится этот односторонний разговор.

– Абигайль любила читать и изучала множество разных предметов.

– Вроде похоже на тебя.

Я оглядываю комнату в поисках каких-нибудь печенек или угощения и воодушевляюсь, видя миску с мини-батончиками, оставшимися, наверное, еще с Хеллоуина.

– Абигайль вышла замуж за второго президента Соединенных Штатов и родила шестерых детей.

– Вышла за Джона Квинси Адамса, да?

– Именно.

Карли садится рядом со мной на диван и тянет руку за батончиком. Даю ей миндальный, потом беру со стола чепец, напяливаю и пищу женским голосом:

– Не пора ли нам начать?

Карли смеется, и мы достаем свои роли. У нее всегда все так упорядочено, что она выделила части текста для каждого актера своим цветом.

упорядочено

Сомневаюсь, что в 1700-х уже существовали текстовыделители, но если бы существовали, то, судя по всему, Абигайль Адамс точно их использовала бы.

– Абигайль и Джон Адамс написали друг другу более одиннадцати сотен писем – ты можешь в это поверить? – спрашивает Карли.

– Одиннадцать сотен? Жаль, что им было просто не отправить сообщение в вотсап.

Карли закатывает глаза:

– Их письма были изумительными. На сцене мы будем сидеть за двумя партами и зачитывать выдержки из них.

– Стой-стой! Что?

диалог

Я начинаю листать страницы со своей ролью. До сих пор я сосредотачивал внимание на диалогах и вовсе не читал режиссерские указания:

– То есть Умберто будет кататься туда-сюда в своем инвалидном кресле в роли Поля Ревира, а я должен сидеть за партой? Я достаточно сижу за партой на уроках!

– Так будет драматичнее, – заявляет Карли. – Письма очень мощные.

Тут все шестеренки у меня в мозгу со скрипом замирают:

– Речь о ЛЮБОВНЫХ письмах?

Отвечая, Карли отворачивается:

– Они много времени проводили в разлуке, так что некоторые из писем любовные, да.

Чувствую себя так, будто только что получил по башке колотушкой:

– Ты же не надеешься, что я