дедушка,—охотно потянулись к нему со всех сторон руки, на, кури, да не мешай нам слушать, уж больно интересно товарищ Глушин рассказывает.

— Ну, ну, балакайте.

Пойду, не буду вам мешать. Долго-ж не сидите, а то як бы рассвит не застав вас, хлопни.

Дед ушел.

— Ну, вот,—продолжал Глушин,— решили большевики прогнать барское правительство и всю власть передать рабочим да крестьянам. Почуяли это Керенский и вся его компания и решили бороться с большевиками.

Временное правительство заняло бывший царский дворец, а большевики устроили свой штаб в Смольном институте, в школе, где раньше дворянские барышни учились.

Ну, и началось.

25 октября войска большевиков стали охватывать кольцом Зимний дворец. Из дворца время от времени стреляли, а осаждавшие все больше и больше охватывали дворец и суживали кольцо. На сторону временного правительства мало кто стал. Пока дворец окружали, а тем временем наши разные учреждения занимали. От дворца через реку Неву Петропавловская крепость стоит, в которой раньше революционеров по 25 лет в сырых подвалах держали. Наши и эту крепость заняли да оттуда по дворцу из пушки три раза бабахнули. Ну, словом, в этот же день наши дворец взяли, временное правительство арестовали, а Керенский скрылся и убежал.

— Ловко ты, Илья, рассказываешь, будто сам там был, — сказала Анна.

— А это я, когда в Екатеринодаре*  в тюрьме сидел, так от одного матроса слышал. Матрос этот сам во всем участие принимал. Ехал он сюда на Юг большевиков организовывать, да поймали его казачьи офицеры. Хороший такой парень. Он мне и бежать помог.

— А что-ж сам он не убежал?

— Не удалось. Ну, так вот: большевики всюду власть захватили. Только на Дону да на Кубани, у нас, не все ладно. Надо и здесь советскую власть установить. Готовьтесь же, товарищи, наши близко.

— Надейся на нас, Ильюша, не подкачаем,— сказали, вставая, ночные гости.— Ну, а теперь, ребята, по одному по кусточкам да закуточкам, да по домам.

— Ну, як, набалакалысь? — шепнул дед выходящим из хаты.

— Набалакалысь.

— Ну, и гарно. Теперь и я спать буду.

ОРУЖИЯ НЕ СДАДИМ?

Ганька с Алешкой подходили к какой-то незнакомой станице.

— А что, Алешка, наши тут или дальше пошли?

— Должно быть тут.

— Ну, что-ж, объявляться будем?

— Будем.

— А не наладят нас домой?

— Чорта лысого!

— Понимаешь, Алешка, если-б мне сейчас сказали, что неприятель идет,- „стройся полки в атаку, ура!" — я-б ни капельки не испугался, впереди-б всех бежал. Бежал бы, бежал, а как подскочил бы к кадетам, так бомбой их трах! — трах! — трах! и вся недолга... а вот как, вспомню, что перед братом объявляться надо, так по спине мурашки ползают. Ох, и будет нам!

— А что брат бить будет?

— А кто его знает. Ты, скажет, чего из дому убег, а? А, что я ему скажу?

— А меня брат непременно бить будет.

Мальчики задумались.

— Знаешь что, Алешка?

— Чего?

— Нехай бьют. Здорово бить не будут, солдаты вступятся.

— Ну?

— А потом и останемся. Скажем братьям, что куда, мол, мы теперь пойдем. Дороги, мол, назад не найдем.

— Ага, не найдем! А сюда, небось, нашли. Так нам и поверят.

— Э, была не была, идем!

— Ну, идем.

— Кому теперь бомбу нести?

— Мне.

— Как бы не так, ты сейчас нес.

— Ну, ладно, неси ты.

Наши воины тронулись в путь.

За полверсты от станицы их остановил патруль.

— Эй, стой, что за чучела?

— Какие тебе чучела? Сам чучело. Нс видишь что ли— свои,—важно пробасил Ганька.

Их окружили.

— Ты, чертенок, где это бомбу взял?

— Где взял, там и взял. Где ты брал, там и я.

Большевики расхохотались.

— Гляди, ребята,—сказал другой, указывая на Алешку,— а винтовка-то больше его вдвое. Ты что, малец, на ней верхом ехал, что ли?

— Может ты ехал, а я не ехал,—огрызнулся Алешка.

— Вы, собственно, кто будете? Командиры что ли?—сказал третий серьезно, еле-еле сдерживая улыбку.

Все покатились со смеху.

— Ну, вот что,— сказал старший, обращаясь к Алешке,— давай-ка сюда твою винтовку.

— Не давай, Алешка,—крикнул Ганька,—не имеют права, потому как мы—свои.

Алешка отскочил, поднял винтовку и грозно крикнул:

— А ну, тронь!

В это время один из большевиков подкрался сзади и, схватив Алешку за руки, стал отнимать у него оружие. Увидя это, Ганька замахнулся на него бомбой.

Все обомлели.

— Да ты что, распроклятая твоя душа, рехнулся что ли!? бросился на Ганьку старший, но Ганька отскочил еще шаг назад и крикнул:

— Вот только тронь, ей-богу, бомбой садану!

Алешка, воспользовавшись этим моментом, вырвался и подскочил к Ганьке.

— Крой, Ганька, если что! Это, должно быть, кадеты.

Часовые переглянулись.

— А, ведь, молодцы ребята,—сказал один из них.—Что вы думаете, а? Вот таких бы нам на фронт, так мы-б в два счета советскую власть тут установили. Ну вот что,—обратился он к мальчикам, —мы вас трогать не будем, а раз вы — красные, значит, надо вам в наш штаб итти. Идемте за мной, оружие можете при себе держать.

— Идем, Ганька?—спросил Алешка.

— Идем. А вы не кадеты?—поинтересовался Ганька.

— Ну, и ребята! пришли в неподдельный восторг солдаты.

— А вы-б сразу сказали, а то ишь- оружие отнимать, -буркнул Ганька.

— Да вы откуда, идолы?

— Из Темрюка. Наши братья здесь.

— Кто-ж ваши братья?

Ганька и Алешка назвали свои фамилии.

— Да ты не рыбака Михайлы Хрущева сын?

— Он самый,— ответил Ганька.

— Чего-ж вы сюда пришли?

— На войну идем.

Как ни старались часовые сдерживать улыбки, но не выдержали, опять покатились со смеху.

Ганька расплакался.

— Чего вы дразнитесь? Что я вас трогал!?

— Вот я брату скажу,—буркнул, насупившись, Алешка.

— Ну, ладно, не обижайтесь, мы-ж пошутили.

— Ага, теперь небось пошутили,— сказал Ганька, размазывая по щекам слезы.

— Ну, идем ребята в штаб.

— Идем,—согласились мальчики.

Патруль остался, а одни из часовых с мальчиками тронулся в путь.

— Кадетов уже били?—спросил Ганька,

— Нет, не били,— улыбнулся в ответ часовой.— Станица сама к нам навстречу с хлебом и солью вышла.

Пришли в станицу. На площади ребят снова окружили.

— Это что за войско?—спрашивали красные бойцы конвоировавшего их часового.—Глядите, глядите, ребята,