Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Глупо? Я не вчера родился и прекрасно знаю, как ангелы контактируют с нами. — Вэн сделал шаг в сторону мужчины, пытаясь схватиться того за ворот пальто.
Гость ловко увернулся, выкручивая руку взывающего за спину и прижимая его к стене. Вэн не стал вырываться. Он получил чего хотел — человеческой реакции.
— Спаси Нику, — повторил он приказ.
***
Сны мне не снятся, я просто погружаюсь в непроглядную тьму. Мой мозг отключается. В моем случае, сон — это краткий миг, за который проходят многие часы в реальном времени. Когда приходит время вставать, мозг включается, подобно ноутбуку. Я вижу вокруг себя тьму, но понимаю, что могу открыть глаза.
А если физическая усталость накапливается до неприемлемой отметки, то мой мозг игнорирует все внешние раздражители. Такое случается не часто, но имеет место быть.
На какой-то момент мне показалось, что я просыпаюсь, но открыть, как обычно, глаза не удалось. Я четко чувствовала своё тело, которое не откликалось ни на один приказ мозга.
Каждый вдох давался с трудом, а выдыхать было значительно легче. Мышцы расслаблялись, переставая заставлять легкие раскрываться. Под собственной тяжестью грудь опускалась и буквально выдавливала из меня воздух. Выдох приносил облегчение уставшим мышцам.
С каждым разом желание заставлять себя дышать уменьшалось. Вдохи становились редкими и значительно короче, а выдох затягивался на возможный максимум, замирая в ожидании настойчивого требования от организма очередного глотка воздуха. Стук сердца слышался подобно тихому эху, отражающемуся об телесную оболочку. Удары редкие и ленивые.
От размеренного хода внутренних процессов отвлекло прикосновение. Кто-то приложил ладонь к моему лбу. Затем меня подхватили на руки, устраивая на коленях. Сразу вспомнилось детство. Мама подобным образом укачивала меня спать, когда я была совсем еще маленькой.
Я чувствовала одеяло, окутывающее меня, и крепкие объятья. Попыталась понять кто это. Но никаких привычных вещей — эмоции и запахи от неизвестного не исходили. Или это я совсем отключилась от внешнего мира? Смогу выяснить это, лишь когда открою неповинующиеся мне глаза.
Одеяло одернули. Ладонь незнакомца легла на грудь: большая, теплая, с грубой кожей.
— Дыши, — тихим шепотом велел он, царапая лоб своей щетиной.
Голос казался бесцветным, никого не напоминающий. А негладко выбритые щеки подтвердили, что это не Вэн.
Привычную тьму залило светом. Он обнимал меня со всех сторон, прогревая тело насквозь.
В груди что-то отозвалось в тихой попытке засиять, но на фоне окружавшего меня света, потерялось. Я дышала чаще и увереннее, полностью растворяясь в невероятной неге.
— Про-сы-пай-ся, — донеслось до меня одно слово, растягивая нараспев.
Нехотя открыла глаза и зажмурилась от яркого света, заливающего комнату через ничем не занавешенное окно. С кухонной зоны слышался шум, а запах еды напомнил, что мне давно пора поесть.
— Давай, вставай. — Вэн обернулся. — Поешь, да я пойду.
Пошевелилась в постели, проверяя в каком состоянии тело. Мышцы немного ноют, но терпимо. Села, прислушиваясь к своим ощущениям. Вэн уже выкладывал яичницу на тарелку.
Сползла к краю кровати, поближе к шкафу. Собралась с силами и встала. Из шкафа достала халат и накинула на себя.
— Что у тебя по курсам осталось? — спросил Вэн, когда я устроилась за кухонным столом и принялась ковырять желтки.
— Должно быть еще пару занятий. Одно проведу в поле. Второе будет посвящено повторному написанию экзаменационных тестов.
— Куда их потащишь и когда? — Он уперся руками в столешницу и нависал надо мной, словно на серьезном допросе.
— В эту пятницу в ТРК Радуга. Народу там сейчас из-за предновогоднего ажиотажа будет много и сбор разрешен.
— Одной тебе пока не стоит шататься по городу, — серьезный тон был подкреплен нервным раздражением. — Не стоит думать, что всё прошло. Тот ли из Эйфории, или кто другой, может попытаться напасть вновь. Мы тебя и так еле вытащили.
Его беспокойство и это «мы» все же заставили меня спросить:
— И кто этот друг? Ушел и даже не дал поблагодарить его.
Вен ухмыльнулся.
— Рад, что ты не забываешь про стандартные нормы поведения. Но пустая благодарность тому, кто просидел с тобой почти сутки, не нужна.
— Могу подарить коньяк, или что там мужчинам сейчас дарят в благодарность?
— Он не пьет. Но я ему передам, если хочешь, что ты расстроилась из-за того, что не познакомилась с ним?
Эти слова заставили меня замереть, вспомнив необычный сон, и прислушаться к себе. Нет. Точно. Все как обычно. Тишина.
— Я не расстроилась.
— По поводу безопасности — сиди дома, на занятия и обратно добирайся на такси. Еду заказывай на дом. По магазинам тоже не стоит шататься.
— И как я буду работать, если дома велишь сидеть?
— У тебя больничный. Будет оплачиваться, как обычно.
— С премией?
Вэн задумался, пристально глядя мне в глаза. Возникло сомнение, но он его быстро подавил.
— Хорошо. С премией.
— В таком случае — договорились.
На его телефон поступило сообщение.
— Закрой за мной, — сказал он, не отрывая взгляда от дисплея, и направился в прихожую.
Вэн обулся и накинул пальто.
— И, — он обернулся ко мне и пригрозил пальцем, — держись подальше от того пожирателя.
— Он мой студент, — напомнила я, — а это значит, что это невозможно.
— Курс скоро окончиться, — парировал Вэн, — и на этом вы должны разойтись. Не мне тебе напоминать, что пожиратели опасны.
Он ушел, а я осталась одна в пустой квартире с недожаренной глазуньей.
Два дня лежать в постели и смотреть в белый потолок — умею, но давно не практиковала. Мысли вертелись вокруг странных ощущений. Сон — не сон. Не знаю. Будучи ничем не занятой, было сложно перестать хвататься за тающие воспоминания о свете и тепле, разливающееся по каждой клеточке тела. Голод и пустой холодильник — единственное, что заставило переключиться на насущное.
Заказала пиццу. Обычную маргариту. Не желая разбираться в ассортименте. Голод утолю, а вкус не особо важен. Главное, чтобы не было острым, пересоленным и сырым.
Курьер приехал через двадцать минут. Открыла дверь, чтобы принять заказ, и что-то стремительно прошмыгнуло прямо в квартиру.
— О, это ваш? — воодушевленно улыбнулся парень, протягивая пиццу и кивая мне за спину.
Это ошибочное «мое» вернулось в прихожую мурча и тарахтя как трактор.