class="p1">– На доброе здоровье! Повар у меня, доложу я вам, – истинный мастер, обучался ремеслу не где-нибудь, а в Москве, в английском клубе… Прикажу, он настоящий барон-оф-биф на вертеле приготовит! Это, знаете ли, часть говяжьей туши с поясницей и задними ногами. Настоящее объеденье, даже у сытого не достанет сил отказаться! А какие превосходные пудинги сочиняет, сэндвичи, чизкейки!

– Экий умелец! – зацокал языком Соболевский. – Мне бы такого! Моя кухарка горазда только пирожки лепить да ватрушки.

– Господа, трапезничайте, а я пока на своих беговых дрожках в деревню съезжу, – сказал Вельяминов. – Есть кое-какие делишки.

Завтрак продлился еще с полчаса. В конце его все раскурили трубки и вышли через парадный вход наружу. Вельяминов за это время успел съездить в деревню и привязывал лошадь к коновязи. Зацепин по привычке заторопился и исчез из виду, упомянув подканцеляриста Дьячкова. Штабс-ротмистр и Соколовский направились к бричке. Митрофан уже был на козлах и в хорошем настроении поигрывал кнутом.

– Что это с писарьком? – вдруг воскликнул он, указывая кнутовищем в сторону дороги.

– Так это ж Попов! – нахмурился Хитрово-Квашнин, рассмотрев бегущего парня. – Его Беклемишев с собой прихватил… Бог мой, что это с его лицом? Было круглым, а теперь и вовсе ни в какие ворота!

– Кажется, я понимаю, в чем дело, – произнес Вельяминов с улыбкой на губах.

Подканцелярист подбежал к парадному входу, тяжело переводя дыхание. Припухшее лицо его было искажено страданием.

– Я к господину штаб-лекарю!

– Что, любезный, на пасеку изволил наведаться? – насмешливо спросил хозяин имения. – Ну, конечно!.. А штаб-лекарь во флигеле.

Соболевский отвел Попова в сторону и строго отчитал. Парень с виноватым видом выслушал начальника, затем поспешил в указанном направлении.

– Я сразу догадался, что всему виной пчелы, – объяснял Вельяминов штабс-ротмистру. – В той стороне, откуда он прибежал, находится передвижная пасека купца Перелыгина. Мои дворовые не раз и не два возвращались с такими же, как у Попова лицами.

– Вот, оказывается, как! – улыбнулся Хитрово-Квашнин. – А что же пасечник? Ульи стеречь надо!

– Пасечник! – ухмыльнулся секретарь. – Из нищих мещан он, в кабаке родился, в вине крестился.

– Понятно… Ох, и попал Попов в переделку! Ну, ничего, Осип Петрович облегчит его страдания. А Беклемишев у Матвеевских и один справится. Человек он, как мне показалось, вполне надежный… Что ж, пора ехать, попрошу всех в бричку.

Когда седоки, покачивая экипаж, расселись по местам, Митрофан щелкнул в воздухе кнутом и крикнул с оттяжкой:

– Трогай, залетные!

ГЛАВА 5

Бричка ехала по улице Нижней Абловки, объезжая лужи, в которых шумно плескались воробьи. У приземистых, крытых соломой изб копошились куры, разгуливали, важно задрав головы, гуси. Босоногие мальчишки, завидя господский экипаж, убегали с дороги и жались поближе к плетням. Сидевшие на завалинках старики поднимались на ноги, снимали картузы и низко кланялись проезжающим дворянам.

– Едем мимо имения капитана-исправника Сабо, – сказал Вельяминов, кивая на одноэтажный деревянный особняк с флигелем. – А вон, саженях в ста, и усадьбы Потуловых! – указал он на деревянные дома, крытые тесом, стоявшие поблизости друг от друга. К одному прилепилось покосившееся крыльцо с обветшалыми ступеньками, к другому, оштукатуренному и раскрашенному под кирпич, невысокий флигелек. – В раскрашенном живет женатый брат Павла Петровича, коллежский регистратор. Где-то служил по гражданскому ведомству, но давно уж бросил.

– В губернской казенной палате канцеляристом, – уточнил Соболевский. – О деле, говорят, не очень радел, работал спустя рукава. Кто будет держать такого? Ну, и справедливо указали ему на дверь.

– Землицы у обоих немного, что-то около пятидесяти десятин, большая часть которых сдается купцам в аренду. И крестьян не ахти, примерно по тридцати душ на брата. Павел Петрович, надо сказать, большой любитель псовой охоты, последнюю копейку отдаст за приглянувшуюся муругую или муруго-пегую. Говорит, голодать стану, но в псарне всегда будет, что поесть.

– Знаю, – кивнул Хитрово-Квашнин. – Как-то встретил меня в Петродаре, и ну перечислять достоинства своих борзых. Всю голову мне забил, еле отделался.

Вельяминов усмехнулся и продолжил:

– Но в жизни его полно неудач. Дважды расстраивались свадьбы: одна невеста, урожденная дворянка, сбежала в последний момент с каким-то Ловласом из губернского центра, другая, подъяческая дочь, до алтаря также не дошла, занедужила серьезно. И в хозяйстве у него проруха: сенокосилку с веялкой приобрел – сломались, флигелек поставил – развалился при первом урагане. То же самое с ветряной мельницей. Но не хандрит, отводит душу на охоте. Скачет со своими Облаями и Добываями по полям, да и вся недолга. Горяч в охотничьем пылу, березовые пни за зайцев принимает!.. Насчет стрельбы не меткач, часто мажет, но не себя клянет за это, а всех и вся вокруг. Оно понятно, плохому охотнику и мушка на ружье мешает… Иван Петрович, напротив, записной домосед, запечник, как метко выражаются мои крестьяне. Глафира Андревна вяжет спицами и крючком, он же, утверждают, вышивает по тюлю… А вон и кровля особнячка сестер завиднелась!

Бричка свернула в короткий проулок, оставила его позади и, выехав на берег реки, подкатила к одноэтажному дому с двумя деревянными колоннами на крохотной веранде. На ней, кроме Аблова, находился среднего роста подтянутый человек, застегнутый на все пуговицы прапорщицкого мундира.

– Управитель Епифанов, – кивнул в сторону крыльца англоман. – Этот медведь, Аблов, тоже здесь… Ну, и Потуловы. Павел Петрович с трубкой во рту топчется по одну сторону веранды, его брат с женою – по другую.

Подпоручик был невысоким коренастым человеком лет тридцати семи-сорока со светлыми волосами, длинными усами, зеленоватыми глазами и коротким вздернутым носом. Коллежский регистратор отличался от него сухощавым телосложением, продолговатым лицом и какой-то тихой задумчивостью. Супруга его, пышногрудая брюнетка с темным пушком над верхней губой, упершись рукою в бок, напротив, имела вид бойкий и независимый.

« С ней Вельяминову будет непросто, – подумал Хитрово-Квашнин. – Похоже, ты ей слово, она тебе двадцать, ты ей два, а она – драться».

Последовали приветствия и рукопожатия (Вельяминов и Аблов лишь коротко кивнули друг другу). Управитель имения, познакомившись со штабс-ротмистром, пригласил всех в дом. В небольшой гостиной, заставленной старой, но вполне пригодной мебелью, и состоялась запланированная встреча. Первое слово, однако, взял расследователь.

– Господа, прежде чем вы приступите к обсуждению раздела, я задам вам вопросы касательно вчерашнего злодеяния, – сказал он, раскуривая трубку. – Павел Петрович, начну с вас.

Соболевский при этих словах открыл саквояж, достал чернильницу с пером и бумагой и приготовился записывать.

– Готов ответить на любые! – оживился подпоручик. – Задавайте.

– Итак, вы знали Сирро?

– Убитого?.. Да как вам сказать, Евстигней Харитоныч. Не то, чтобы знал, а так только, картуз приподнимал при встрече. Ну, перекинешься с ним парой фраз, и пойдешь себе