в имение, чтобы честь по чести расспросить о том, каким образом и отчего скончался дворовый его человек. Ходили слухи, что дух он испустил ни от чего другого, как от бичевания кнутом. И что ж вы думаете? Этот горе-помещик, увидев мой экипаж, выскочил на крыльцо и давай поливать из ружья – отметины от пуль и по сей день видны на кузове и козлах. Мы с Митрофаном спрыгнули на землю и спрятались за бричку, а что еще было делать? Я выхватил пистолет и со второго раза ранил отчаянного стрелка в правую руку. Ружье у него выпало, и только тогда он утихомирился, только тогда мы сумели его повязать.

– Тяжеленько вам приходилось, Евстигней Харитоныч, как подумаешь.

Бричка миновала околицу и снова выбралась на главную улицу сельца. Усадебные дома Болотовых, как оказалось, лишь слегка отличались от крестьянских изб, тянувшихся по обе стороны дороги. Небольшие, крытые замшелым тесом, они были лишены всяких архитектурных украшений. И только деревянные крылечки и флюгеры в виде вставших на дыбы лошадок с облупившейся коричневой краской указывали на то, что тут присутствует какой-никакой дворянский дух.

Первым по пути следования был домик младшего из братьев, капитана Матвея Евдокимовича Болотова. Конный экипаж остановился у покосившейся ограды, над которой шумели листвой кроны двух ветел. Митрофан остался при лошадях, заведя разговор с прохожим крестьянином, а дворяне прошли по усыпанной речным песком дорожке к крыльцу и постучали в дверь. Хитрово-Квашнин заметил, как на соседское крыльцо вышел с трубкой во рту брат капитана, описанный выше титулярный советник. Расставив ноги и сложив руки на груди, он стал внимательно наблюдать за происходящим.

Соколовский, также отметивший появление соседа, постучал еще раз. Дверь спустя секунду открыл сам хозяин усадьбы, высокого роста человек лет тридцати семи с серо-голубыми глазами на удлиненном исхудалом лице. Он был одет в поношенный капитанский мундир, который украшал Георгиевский крест. За спиной его стояла симпатичная светловолосая девушка в нежно-сиреневом платье.

– Добрый день, господа, – произнес младший Болотов с поклоном. – Евстигней Харитоныч, Филипп Елизарыч, Марк Иваныч!.. Причина вашего визита мне понятна, проходите в дом. Это моя дочь, Евпраксеюшка.

Девушка с легким поклоном мило улыбнулась гостям.

Дом разделялся перегородками на несколько крохотных светлых комнат. В так называемой гостиной, оклеенной недорогими голубоватыми обоями, вошедшие и уселись напротив хозяев за круглый стол, покрытый простенькой скатеркой. Соколовский быстренько извлек из саквояжа бумагу, чернильницу и перо.

– Давненько я с вами не встречался, Матвей Евдокимыч, – сказал расследователь после того, как разжег трубку и выпустил клуб дыма. – Похоже, в последний раз мы виделись в Петродаре. Когда же это было, дай Бог памяти?..

– Да лет десять тому будет… Много ли вопросов припасли для нас с Евпраксией?

– Оставайтесь покойны, совсем немного. Ответьте сначала, как хорошо вы знали убитого француза?

– Откровенно говоря, знакомство это было самое поверхностное. Общался с ним один единственный раз, на именинах госпожи Карицкой, да и то недолго. Дочка расскажет о нем больше, поскольку вместе с Лизой Черновой брала у него уроки танцев… Жаль, конечно, что Иван Иваныч погиб. И кто же смог сотворить с ним такое?

– Да, я ходила к Черновым, училась у Ивана Иваныча танцам и французскому, – произнесла девица, слегка смущаясь.

– Он был хорошим учителем?

– О, более чем достойным.

Хитрово-Квашнин выпустил очередной клуб дыма и, прищурив глаза, спросил.

– Евпраксия Матвевна, скажите, он вам нравился?.. Как мужчина?

Девица засмущалась еще больше, ее щечки покрылись легким румянцем.

– Не знаю… Он был хорошим человеком, обаятельным. Мне и Лизе его будет так не хватать! У кого теперь мы будем учиться?

– Он не переходил по отношению к вам известных границ?

– Нет, этого он себе не позволял.

– Понятно… Матвей Евдокимыч, где вы были вчера около восьми часов утра?

– Встал я что-то около семи. Сходил на конюшню, в овчарню, заглянул на скотный двор, проверил замки на амбарах, проследил, как люди отправляются в поле… Все по хозяйству, от дома никуда не отлучался… А дочка всегда встает в начале девятого.

– Да, папа говорит правду, – подтвердила девица. – Рано вставать это не для меня.

– Что ж, вопросов к вам больше не имею, – сказал Хитрово-Хвашнин. – Может, вопросы есть у вас, Филипп Елизарыч?

Аблов отрицательно покачал головой.

– Матвей Евдокимыч, свой солдатский Георгиевский крест вы получили в 812-м? – спросил Хитрово-Квашнин, вставая.

– Верно, на Бородинском поле, в чине унтер-офицера за отвагу.

– Мой командир говаривал: «Смелого пуля боится, а труса и в кустах найдет!» Бородино, великое поле славы! Храбро сражались на нем русские люди, бились, не щадя себя!.. Ну, что ж, пора нам заглянуть к вашему брату.

– Вы с ним построже, Евстигней Харитоныч, – сказал хозяин, поставив подпись под протоколом. – Хоть он и хорохорится, исправник и уездный судья ему не указ, но робеет, когда прижмут, как следует.

Через пять минут расследователь, Аблов и секретарь прошли по дорожке из песка к крыльцу жилья титулярного советника. Тот стоял на нем в той же позе – со сложенными на груди руками и расставленными ногами, – дымя трубкой с длинным чубуком. Он во многом походил на брата, только выражение лица было несколько нагловатым. Одет он был в потертый зеленый архалук и широкие выцветшие панталоны, на ногах красовались лакированные штиблеты.

– О, секретарь Соколовский! – послышался резкий с хрипотцой голос. – Здравствуй, здравствуй, чернильная душа!.. Аблов тут, бывший капитан-исправник Хитрово-Квашнин!.. Вы зачем ко мне пожаловали, господа? Брат-то вас пустил, но вот я и не подумаю! Тоже, небось, насчет налогов будете мне песни петь?

– Послушайте, Болотов, – спокойно сказал штабс-ротмистр, вынув трубку изо рта. – Пустите вы нас на порог или нет, значения не имеет. Налоги пусть требуют с вас те, кому это положено по службе, а мне нужно задать несколько вопросов по поводу случившегося вчера убийства в местной роще. Что б вы понимали, идет расследование.

– А если я не отвечу?.. Пошлю вас, куда подальше, да и все на том! Что вы мне сделаете?

– Мы прямо сейчас развернемся и уедем, чтобы послать в Петродар гонца за воинской инвалидной командой. Имейте в виду, отказываясь давать показания, вы становитесь главным подозреваемым.

Титулярный советник недовольно поднял бровь и погладил заросший щетиной подбородок.

– Ладно, задавайте свои вопросы, – буркнул он, не вынимая трубку изо рта.

– Коли уж согласились отвечать, пригласили бы внутрь, – попытался надавить на него Аблов.

– Гость хозяину не указчик! Оставайтесь там, где стоите!

– Хм-м, ничего не поделаешь, – развел руками Хитрово-Квашнин. – Марк Иваныч, уж умудритесь как-нибудь записать показания господина Болотова…

– Ничего, Евстигней Харитоныч, я прямо тут, на коленке писать