люди любят и смеются – и я улыбаюсь вместе с ними, радуясь нашему общему огромному счастью, одному на всех…

– Ты нужен мне, – сказала я, изо всех сил стараясь не разрыдаться. – Пожалуйста, не бросай меня. Иначе…

Я не смогла договорить. Слезы потекли из меня против воли, тело сотряслось в рыданиях, от которых тупая боль внизу живота резко кольнула, превратившись в острую.

– Тебе нужно спать, – сказал он. – Много спать. От твоей болезни сон – лучшее лекарство.

В его руке словно из ниоткуда появился шприц-тюбик – я такой видела только в кино. И не успела я слова сказать, как мой спаситель уже сделал мне укол, быстро воткнув в плечо тонкую иглу.

– Но как же… – всхлипнула я.

– Спи, – перебил он меня. – Поговорим после.

И встал с кровати.

Я хотела еще что-то сказать.

Наверно, нечто гневное, на тему, что нельзя решать за меня, когда мне спать, а когда плакать, – но мягкая, теплая волна уже несла меня к берегу, залитому лазурным прибоем. И последней мыслью перед тем, как я окунулась в дивный мир без страха, горя и жутких могил, притаившихся в листве, была мысль о том, что я так и не спросила имени человека, подарившего мне жизнь во второй раз…

Глава 9. Виктория

Просыпаюсь.

И не понимаю, где я.

Над головой – какие-то доски, потемневшие от времени и въевшейся копоти. Две из них слегка разъехались в стороны, и между ними висят обрывки разорванной паутины…

А рядом с ними деловитый паучок старательно плетет новую. Наблюдаю за ним, одновременно восстанавливая в голове цепочку событий, которые привели меня в это место, пропахшее старым деревом и свежей болью.

Удивительно.

Я вспомнила все – и я не плачу, хотя сердце разрывается от осознания произошедшего.

Я потеряла ребенка, которого так долго ждала. Мой предыдущий сон оказался вещим: моя жизнь не превратилась в цветущий сад. Теперь среди увядших роз и кувшинок моей души навечно поселилась могила с фотографией, на которой не разобрать лица.

Но мой ребенок не просто умер.

Его убили.

Причем вместе со мной.

Я ясно чувствовала сейчас: меня – той, что была раньше, – больше нет.

Я умерла в той машине вместе со своим нерожденным сыном. Или дочерью. Мне теперь никогда не узнать, кто это был, кого я носила под сердцем.

Но слез нет.

Внутри меня, в том месте, где сначала была столь желанная мною жизнь, а потом боль, – ничего.

Пустота.

Из меня, словно из трупа в морге, вынули внутренности и забыли положить их обратно.

От бывшей Вики, умевшей смеяться и плакать, радоваться и огорчаться, жить на всю катушку и работать на износ, осталась лишь оболочка, наполненная пустотой, лишенная даже слез…

Так зачем мне теперь жить?

Мужа у меня больше нет, и я не хочу думать, имеет ли он отношение к произошедшему, просто боюсь думать об этом.

Ребенка – нет, и об этом мне тоже страшно вспоминать, так как если не запретить себе думать об этом, то я вполне могу последовать за ним, но не по чужой, а по своей воле.

Прошлой жизни – тоже нет…

Хотя была ли она в последние месяцы, эта жизнь? Или же умерла раньше меня, и я просто по глупости пыталась реанимировать отношения, которые уже разложились и отвратительно воняли, а я не замечала этого?

Или не хотела замечать…

Пока я лежала, глядя в потолок, паучок закончил свою работу. Прошелся по ней, проверил на прочность созданное им творение и завис посередине, замер, ожидая добычу. Неожиданно пришла мысль, что этот крохотный паучок сильнее меня. Все, что есть у него в жизни, это его паутина. Кто-то разорвал ее, лишив единственной ценной для него вещи. Но он не думает о том, чтобы заползти в камин и сгореть заживо. Он просто тут же начинает плести новую паутину…

Какие-то странные приглушенные хлопки отвлекают меня от размышлений. Хлопает за бревенчатой стеной, на которой ковром растянута медвежья шкура.

Осторожно пытаюсь подняться…

Получается.

Боль внутри меня затаилась, словно хищник в засаде. Я чувствую ее, ощущаю кончики ее когтей внизу живота, но двигаться они не мешают.

Осторожно сползаю с кровати, нарочито грубо сколоченной из досок. Видно, что домик строили с умом, из недешевых материалов – уж я-то в этом разбираюсь, – просто стилизовали под охотничью избушку.

Интересно, откуда у моего спасителя деньги на аренду такого домика? Он не производит впечатления миллионера. Хотя в наше время нищие одеваются в поддельные костюмы «от кутюрье» и ездят на арендованных машинах, а миллиардеры ходят в футболках и засаленных шортах. Так что по одежде судить о состоятельности человека как минимум некорректно.

Встаю, делаю шесть осторожных шагов, открываю тяжелую дверь…

И сразу концентрированная осень бросается мне в лицо – запахом прелой листвы, водяной взвесью, повисшей в воздухе после только что прошедшего дождя, деревьями, одетыми в желто-красные наряды, травой изумрудно-пшеничного цвета…

Я вдыхаю запах увядающей природы – и понимаю, что боль, скорчившаяся во мне, свернувшаяся, готовая к броску, немного расслабляется и засыпает, словно хищник, понявший, что сегодня ему не видать добычи.

А хлопки продолжаются. Там, впереди, за деревьями…

Иду туда, на звук.

Зачем?

Просто любопытно, что там. Мы, женщины, такие. Если что-то не вписывается в наше представление о том, как должно быть, нам обязательно надо знать, почему оно не вписывается, – хотя, по большому счету, это знание нам совсем не нужно. Интересно, сколько первобытных женщин погибло из-за того, что им было очень интересно посмотреть, кто это там так мило мяукает за порогом пещеры?

Идти пришлось недолго.

Он стоял за развесистым дубом спиной ко мне.

Руки перед собой.

В руках – пистолет с длинным дулом.

Кажется, это так называется. Или стволом. Я не разбираюсь. Всегда ненавидела оружие, придуманное с одной лишь целью – лишить кого-то жизни. Прекрасного подарка, который нужно беречь как зеницу ока, а не отнимать по собственной жестокой прихоти…

Но сейчас во мне что-то сломалось.

Вернее, во мне сломали…

Когда тебя пытаются убить один раз, это может быть случайность. Может, ошиблись, хотели стереть с лица земли не тебя. А может, просто показалось, мало ли. Кто-то выронил длинное шило, и оно сломалось от удара об асфальт, а ты навоображала себе невесть что.

Может, я так бы и думала после первого покушения – люди склонны беречь себя от психологических травм, отгораживать от неприятного, в том числе и ложью. Но когда тебя пытаются уничтожить дважды, случайностью это уже не объяснишь. И если произойдет третий раз, что мне делать? Как защититься от убийцы, если моего спасителя не будет рядом?

Хлопок.

Еще хлопок.

Пистолет зло дергается в его руках, и очередная монета, разбитая пулей, улетает в траву. Он их много насовал в трещины коры дерева, стоящего метрах в двадцати от него. Но с каждым выстрелом монет становится на одну меньше.

– Не стой за спиной. Не люблю, – сказал он не оборачиваясь. Надо же, услышал, хотя я очень старалась идти тихо, не шурша опавшей листвой.

– Где ты взял оружие? – спросила я, становясь рядом.

Он усмехнулся уголком рта.

– Жизнь похожа на компьютерную игру. Если тебе необходим какой-то