из них, придут одиннадцатый, двенадцатый, двадцатый и рано или поздно завершат начатое. А мы даже не знаем, кто их нанял.

– Не понимаю, как это знание может нам помочь.

Иван вогнал в рукоять пистолета новую обойму, а может, магазин – вроде так правильнее называется этот блестящий кусок металла, набитый смертью.

– Заказчик может отменить заказ, но при этом он потеряет все деньги, которые за него заплатил. Это единственная возможность все остановить.

– Откуда ты об этом знаешь? – удивилась я.

– Лучше не спрашивай, – покачал головой Иван. – Меньше знаешь – дольше проживешь.

Но я спросила:

– Ты был наемником?

Он не ответил.

Помрачнел.

Губы сжались в жесткую линию. Руки заработали очень быстро: скрутил глушитель, пистолет сунул под мышку, где под курткой обнаружилась кобура. Потом повернулся, ушел в дом.

А я осталась размышлять о том, что, хоть и считаю себя умной, порой все-таки дура. Сказали же не лезть с расспросами – полезла. И задела какие-то запретные струны воспоминаний. Судя по его реакции, похоже, не просто задела. Сорвала корку с раны, которая пусть и затянулась, но до сих пор болит…

Ох, как же неудобно… Человек жизнью ради меня дважды рисковал, потратился на мое лечение, на дом этот, а я…

Нет, так нельзя. Если виновата – пойди и извинись, не переломишься.

Типа, а как же гордость?

Ничего, переживешь. Если путать гордость с глупостью, так дурой и будешь, только еще большей, чем до этого.

Я толкнула деревянную дверь, переступила порог – и увидела, что он куда-то собирается, рюкзак проверяет.

– Прости, – тихо попросила я.

Он не ответил.

– Ты уходишь? Насовсем?

Он недовольно вздохнул:

– В доме еды почти нет. Нужно съездить в город, сделать запасы.

– А деньги у тебя есть?

Вырвалось то, о чем подумалось в первую очередь, – и я испуганно захлопнула рот. Вдруг он опять обидится? У мужчин не принято спрашивать, есть ли у них деньги, – многие обижаются. Мол, как ты могла подумать? Я что, похож на нищего?

Но Иван не обиделся. Сказал, глядя в пустоту перед собой:

– Есть. Но уже осталось мало. Можно сказать, в обрез.

– Так я могу…

– Знаю, что можешь, – перебил меня он. – Погуглил, кто ты. Но сейчас от твоих капиталов толку немного. Если я в городе попытаюсь снять деньги в банкомате с твоей карты или расплатиться ею, нас моментально вычислят. Так что этот вариант отпадает.

– Моя сумочка сохранилась?

– Конечно.

Он подошел к прикроватной тумбочке, достал мою спасительницу с крохотным отверстием посредине. Протянул мне.

Внутри все осталось как было. Простреленный насквозь телефон, визитница, смятая пулей. Целыми остались лишь банковские карты и документы – хоть здесь повезло.

Но сейчас меня интересовали не они.

Моя сумочка была довольно пухленькой для своего фасона.

И это не случайно.

Как только купила ее, заказала в ателье лайфхак. Девушка восточной внешности ловко вспорола подкладку, вытащила наполнитель, сшила специальные чехлы под нужный размер и, ловко вставив их в сумочку с обеих сторон, вшила две секретные молнии. Если не знать, никогда не догадаешься, что по бокам сумочки фактически находятся два объемистых кошелька для наличности.

Я протянула Ивану пачку крупных банкнот и не отказала себе в удовольствии отметить, как одна его бровь удивленно приподнялась вверх.

– Сама придумала?

– Ага, – кивнула я, неожиданно для себя довольная, что смогла удивить этот живой камень. – В любой стране мира лучше всегда иметь под рукой наличные. На всякий случай.

– Согласен, – кивнул он, забирая деньги. – Ладно, я поехал.

– А… на чем?

– На электровелосипеде, – пожал он плечами. – Удобная штука. Купить легко, отследить почти нереально, бросить не жалко, скорость для города вполне приличная. Все, жди. Скоро буду.

И ушел.

А я осталась глядеть в камин, где весело потрескивали дрова, и думать о том, что, может, я в бизнесе и молодец, но в обычной жизни просто обычная напуганная девчонка. И если сейчас этот человек-камень не вернется, я просто умру. Давно известно, что тяжело это – зависеть от кого-то. Но почему тогда мне сейчас не тяжело сознавать, что я полностью завишу от этого человека?

И не только не тяжело, а даже немного приятно.

Совсем чуть-чуть.

Глава 10. Макс

Она была очень красива.

Глаза как бездонные озера.

Рот с алыми губами, пухлыми от природы, слегка приоткрыт.

Распущенные волосы рассыпались по плечам, светлым плащом накрыли высокую грудь.

Живот, крутые бедра, сильные, красивые ноги, при этом не изуродованные перекачанными мышцами…

Мужчины часто не замечают, как прекрасны их жены.

Перестают замечать.

Глаз «замыливается»…

Если каждый день смотреть на «Рождение Венеры» Боттичелли, через несколько месяцев будешь просто проходить мимо, лишь скользя по ней взглядом, как по обычной, ничем не примечательной детали интерьера. И лишь утратив шедевр, привычный, домашний, любимый, вдруг понимаешь, какой несказанной красоты лишился, какое счастье упустил из рук…

– За что ты так со мной, милый?

Она протягивала ко мне руки, из ее глаз катились слезы, похожие на крохотные бриллианты.

– Что я тебе сделала?

Я делаю шаг к ней, протягиваю руки в ответ. Хочу сказать «о чем ты, милая?» – однако в горло словно забили осиновый кол. Слова застряли, мешая дышать, распирая трахею, шевелясь в ней, словно могильные черви. Но я все равно делаю второй шаг – о том, что невозможно выразить словами, расскажут руки, губы, взгляд, полный искреннего раскаяния и настоящей, истинной любви…

И тут откуда-то с неба между нами падает полупрозрачный занавес цвета крови. Мои пальцы натыкаются на его плотную, осклизлую поверхность, пахнущую свежей землей, и теперь сквозь него я вижу лишь алый силуэт, уходящий от меня прочь все дальше и дальше…

А потом я открываю глаза, понимая, что это лишь тот самый кошмар, что снится мне уже третью ночь подряд. Мне хочется думать, что дело в ночнике с похабным красным абажуром, что светит мне в глаза.

Но себя не обманешь…

Я всегда считал, что у меня нет ни совести, ни сострадания и что на пути к своей цели я способен на все.

Вполне возможно, что я не ошибался. Никогда чувства не мешали мне делать то, что я хотел.

Наверно потому, что я никогда не знал настоящего страха. Страха, который рос во мне последние три дня с геометрической прогрессией…

Сначала он был маленьким – так, неприятный комочек в груди, возникший после того, как я ответил согласием на предложение Зои. И правда, что могло пойти не так? Она говорила очень уверенно.

Умела убеждать.

И убедила.

Но потом настал следующий день, когда я понял: что-то действительно пошло не так.

И страх вырос.

Поселился между легкими, мешая сделать полный, свободный вдох, сдавил сердце, ветвистым отростком разросся вверх, проник в мозг, отодвинув в сторону своими склизкими щупальцами все мысли, оставив лишь одну: что теперь будет?

И услужливое воображение резво принялось преподносить одну картину за другой: труп Вики, полиция, прилежно раскопавшая, кому выгодно ее убийство… Дверь нашего с Зои гостиничного номера, падающая от ударов, люди в масках, наручники, суд, тюрьма… Про судьбу заключенных я знал лишь из сериалов и рассказов некоторых знакомых, и этого было достаточно для того, чтобы